Какой соблазн! Как мы клянем свою
рефлексию, как хотим себе действенной тупости нами же созданных
орудий! И как привычно требуем от друзей, подруг, детей, а уж
подавно от подчиненных и подданных покорности орудий: нужно -
включил, не нужно - выключил, забарахлили - с глаз долой, в
ремонт, в комиссионку, на свалку, пусть разбирается, кто умеет, а
я не мастер, мое дело нажимать кнопки!
И он еще хвастается, недоумок! "Мы не в состоянии отказаться
от электромагнитного аспекта цивилизации..." Полтора века играть
с магнетизмом, набить атмосферу излучениями, убедиться, что
включать и выключать друг друга куда легче при помощи
телевизоров, радаров, лучей наведения, помехосистем и
помехозащит, вещания и глушения - и открыть, наконец, что
беззащитная живая плоть не выдерживает этих удобств! Боже, какой
аспект! А еще через полета лет гниющий заживо, пузырящийся
обрубок с мозгами набекрень от постоянного лучевого
самосовершенствования скажет: мы не в силах отказаться от
биоспектрального аспекта цивилизации. Выход один - биоампутация!
А ты, спросил он себя, судорожно стискивая влажными пальцами
скользкую от пота и духоты кассету, что можешь предложить ты?
Представь, тебе дали власть решать, ну на минутку представь себя
снова, как в детстве, справедливым и чутким императором мира -
что сможешь ты сказать? Что изначально все пошло наперекосяк? Но
это пустые слова. Начало - клубящаяся в темноте загадка, над
началом даже ты не властен. Что сможешь ты велеть сейчас - когда
есть уже и рак, и ракета, и радар, и регистрограмма в кармане?
Пусть все изменится! Пусть все станут иными! Но какими? Как? Не
знаю, не знаю, не трогайте меня; литература - не врач, литература
- боль... Кто? Герцен... Бо-о-оль?! Ни у кого не болит, а у тебя
болит? Барахлишь, машинка? Лечись. До новых встречь.
Поутру не стало лучше. Симагин наспех умял пару бутербродов
под кофе с молоком. Отчужденно молчавшая Ася чуток поклевала и
ушла из-за стола. Симагин пытался поймать ее взгляд, но глаза она
прятала. Когда она чего-то хотела, она всегда умела это сделать,
и вот сейчас она хотела прятать глаза. И Антон, который мог бы,
наверное, сломать лед, еще спал. Симагин даже начал злиться -
короткими наплывами, недоуменно, робко. Уходя, он так и не сказал
ни слова, лишь попробовал осторожно обнять Асю за плечи. Она
молча, холодно высвободилась.
Запустили Машину, пошла очередная серия. Потом Симагин
принялся хлопотать Вербицкому пропуск, дело оказалось волокитным.
Он подписывал бумажки и думал: но ведь она же поставила гвоздики
в вазу. Голова не работала, все валилось из рук. Только приход
Валеры его как-то отвлек.
Приятно рассказывать о любимом деле человеку, которому дело
это интересно. Вербицкий снова напускал на себя равнодушие, делал
вид, будто скучает, но ясно было, что он страшно заинтересован,
чуть ли не потрясен. Еще бы. И забавно - стоило Верочке подойти,
как он сразу постарался ей понравиться. И, конечно же, ему,
чертяке, это сразу удалось. Бывают же такие - Верочка от него уже
не отходила... Ладно, думал Симагин, глядя, как Вербицкий
изображает царственное небрежение, пусть притворяется. Смешной.
Все равно то, что чувствуешь, скрыть невозможно. Только не
залезать в научные частности. Писателю частности
маловразумительны и не нужны совсем - он впечатлений алчет...
Будет тебе впечатление. Что может быть изумительнее, чем
заглянуть в себя? Ведь сам Валера только этим и занимается, у
него работа такая - словами срисовывать копии со своих мыслей и
чувств. А вот копия, срисованная иначе, посмотри, я ведь знаю, ты
за этим пришел. Он предложил Вербицкому снять, чем трепаться
беспредметно, спектрограмму с него самого, хотя бы один
эро-уровень. Гуманитару любовь, конечно, интереснее всего.
Понимая, что уже и так доставил Симагину кучу хлопот, Вербицкий
принялся отнекиваться, но Симагин настоял, потому что видел, как
загорелся этой идеей Валера. У него даже глаза потемнели от
возбуждения. После съемки они стали вместе просматривать
спектрограмму. Симагин объяснял и все совестился, что многого еще
не понимает. Чудовищно сложен человек... Зато когда по экрану
пробегал отождествляемый всплеск, от гордости у Симагина даже
дыхание теснило. Подошел Володя, угрюмый и напряженный. Он не
просто работал - он воевал. Каждая серия была для него атакой, он
боролся за больного сына. Он смотрел, слушал, курил... По
молчаливому уговору сотрудников Володя имел право курить прямо
здесь. Правда, сейчас он допустил небольшую бестактность: глядя
на экран, вслух отметил то, что отметил про себя и Симагин, -
чрезвычайно мощный Валерин СДУ. Верочка, умничка, спасла
положение, но Симагин вдруг с ужасом сообразил, что вообще никому
нельзя было показывать душу своего друга. Он готов был сквозь
землю провалиться. Но Валера, как всегда, оказался на высоте. Он
ничего не знал про Володю, но, видно, тоже почувствовал его
трагическое напряжение, потому что попросил у него закурить и
заглянул в глаза, словно говоря: все будет хорошо. А ведь ему
самому несладко приходится, судя по тому же пику. Осел я
бесчувственный, - грыз и глодал себя Симагин. - Асю чем-то обидел
и даже не понимаю, чем; теперь Валеру... Чтобы впредь даже
возможности для подобных случаев не могло возникнуть, он тайком
от всех отдал Вербицкому кассету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85