я гений, все канальи, никто мне не судья. Но задача
одна и та же, единственная: разорвать обратные связи. Потому что
из мира по ним постоянно течет невыносимая боль. А отталкивая
конструктивную область, сознание отталкивает мир в целом. Это
понятно? Отношения сознания с конструктивной областью мы назвали
векторными эмоциями, - Симагин все время деликатно говорил "мы",
имея в виду лабораторию, ибо с его легкой руки эти термины
действительно прижились, хотя высшими эмоциями он занимался лишь
от случая к случаю, вне плана. - Хочу - не хочу, приемлю - не
приемлю, интересно - не интересно. Пока есть обратные связи и
сознание развивается, доминируют эмоции типа "верю", "интересно",
"люблю", которые отражают стремление сознания к расширению
деятельности. Когда конструктивная область отторгается, развитие
прекращается и личность разом теряет двуединую способность
усваивать ново" из мира и привносить новое в мир. Остается лишь
более или менее беззастенчивое употребление мира. Использование
того, что уже в нем есть. Доминировать начинает "не верю", "не
люблю"... Интенсивность эмоций субъекта Икс по поводу объекта
Игрек - а объект здесь все что угодно: государство, книга,
работа, женщина, сын - можно грубо представить в виде отношения
изменений, вызываемых в "Я" субъекта объектом, к изменениям "Я"
Икса в целом, - Симагин огляделся и, зацепив с подоконника
салфетку, торопливо написал на ней карандашом:
L x(y) = _Я x(y) / _Я x.
- Видишь? Здесь числитель всегда меньше абсолютной величины
знаменателя, но ни в коем случае не отрицательное число.
Во-вторых, знак знаменателя - а знаменатель отрицателен при
регрессе сознания - определяет знак всей дроби. И, в-третьих,
если знаменатель стремится к нулю, то, каким бы мощным ни было
воздействие Игрека, оно не вызовет интенсивной реакции... -
Симагин осекся и смущенно махнул рукой. - Черт, я тебя совсем
забодал. В общем, что я хочу сказать-то? Что контакт, например,
личностей с разнонаправленными векторами невозможен. Тот, кто
развивается, увидит, скажем, в бестактной назойливости -
преданность, в злой издевке - дружескую шутку... потому что все
накладывается на собственные фоновые процессы, на знаменатель. А
тот, чье конструктивное взаимодействие с миром прервано,
наоборот, увидит в преданности - назойливость, в шутке -
издевку... Именно тут и расцветают всякие комплексы и мании. Если
бы научиться раскрывать кордон и вновь менять знак векторов! -
Симагин мечтательно уставился во мрак мимо окаменевшего в
снисходительной усмешке лица Вербицкого. - Ведь ты подумай, как
обидно: чем выше потенциал сознания, тем отторжение вероятней...
Больно, думал Вербицкий. Больно, больно, больно... Сволочи,
они и сюда уже добрались со своими формулами. И это
омерзительное, привычно-высокомерное ученое "мы". Мы, Симагин,
царь всея Руси... Все, пора атаковать.
- И это не кажется тебе подлостью?
- Что? - опешил Симагин.
- Разработка методов механизированного манипулирования
психикой... Ч-черт, - сказал Вербицкий, тронув опустевшую пачку
сигарет. - Курево кончилось.
Симагин виновато развел руками, а потом с осененным видом
вскочил.
- Аська где-то прячет, наверное, - проговорил он и,
заговорщически подмигнув, вылетел из кухни. А Вербицкий вдруг
представил, как Симагин входит в комнату, а женщина эта - в
постели. Ждет. Когда он придет. Когда я уйду, ждет.
- Ась, ты ведь никоциану прячешь где-то, а? - просительно
сказал Симагин, войдя и прикрыв дверь. - Я отвернусь, а ты,
пожалуйста, подари штучки три. У Валеры кончились.
Ася холодно глядела исподлобья.
- Вы шумите, - сказала она отчужденно. - Он скоро уйдет?
- Да тише, - испугался Симагин. - Там же слышно все.
- Антошке тоже все слышно. Симагин смущенно помялся.
- Так дашь?
- Когда я чуть подымлю, ты вопишь полдня, что квартира
провоняла и ты не ощущаешь себя дома. И я, как дура... А этот
твой уже целую пачку...
- Ужас, - признался Симагин шепотом. - Как паровоз. Аж глаза
слезятся...
Ася секунду смотрела на него, потом сказала: .
- Можешь не отворачиваться. Я больше не буду никогда. Она
откинула одеяло и тут же вновь резко набросила на себя.
- Нет, отвернись.
- Ася, да что с тобой?
- Отвернись, я сказала. И скорей, Вербицкий заскучает.
Симагин отвернулся. Он стоял лицом к двери и ничего не мог
понять.
- Возьми, - раздался Асин голос. Она уже укуталась до шеи,
будто мерзла, и на журнальном столике лежала полупустая,
покомканная пачка.
Он подошел и сел на край постели. Ася отодвинулась.
- Асенька, - произнес он тихо. - Что-то случилось? Она
взялась за книгу, будто не видя и не слыша.
- Он чем-то тебя обидел, пока меня не было? Да? Нет?
- Симагин, - сказала Ася устало. - Ну кто он мне, чтобы мочь
меня обидеть? Это можешь только ты.
- Я? Асенька, ну это правда, совершенно случайно я
заработался, сегодня же у нас впервые...
- Андрей! Ты ему рад-радешенек, а у него глаза мертвые, он
подлец. Он смеется над тобой, презирает, он враг тебе и нам. Он
через труп твой пойдет!
Симагин встал.
- Ася, - сказал он серьезно, - я не знаю, почему у тебя
такое идиотское настроение, но либо объясни, либо держи его при
себе. Я с ним десять лет не виделся, а ты все портишь! Стыдно! -
он захлебнулся негодующе.
- Какой же ты дурак, - потрясенно ответила она, глядя ему в
глаза.
Он вздрогнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85