Он вспомнил, как, всем
затрудняя жизнь, толкался противоходом, и его затрясло от стыда.
Ну ведь всех же утром солнце жарило, - вспомнил он, - почему же
все догадались взять зонтики, а я - нет? Настроение испортилось
окончательно. Как меня Ася терпит? Эта мысль иногда приходила ему
в голову, если он долго не видел Асю. Надо скорей ее увидеть. Да,
я-то ей обрадуюсь, а она? Симагин побежал к цветочному ларьку. В
ларьке еще возился кто-то, Симагин стал клянчить и канючить. Это
было до тошноты унизительно, власть внутри ларька не стеснялась
показать, что она власть, она, и никто другой, но в конце концов
сжалилась, открыла окошко и сунула тройничок обтруханных,
последних гвоздичин. Что они обтруханные - это видел даже
Симагин, а значит, дело было с ними совсем худо, но не мог он
сейчас вернуться домой без цветов.
Нет, думал он, рассеянно глядя, как заливаемый потоками
дождя битком набитый автобус отваливает от остановки. Надо
обязательно настоять, чтобы после онкоскопии или даже в параллель
с нею нам утвердили в плане эндокриноскопию. Если кто и поможет
Володиному сыну, так это только мы. Он прислонился к трубе,
поставил портфель на асфальт и, подышав на измочаленные
лепесточки гвоздик, стал закрывать их собой от дождя и ветра.

ЛЮБОВЬ
1
Куда ж они оба подевались, раздраженно думала Ася. Ну,
Тошка, наверное, сбоку дома гоняет по лужам, Колчака марсианского
ловит. Ладно, дождик теплый. Но Симагин-то где, повелитель-то,
горе луковое? Она оглянулась на часы. Шло к девяти. Ничего себе.
Ходить одной в невесомом балахончике на голое тело было зябко и
глупо. Ну, он обнаглел. Сегодня скажу, решила она.
Вспомнилась предродовая. Стонущей соседке принесли записку
от мужа: "Как дела? Если можешь, черкни". Соседка закричала
бессильно и злобно: "Чурбан, до писем мне?!" Ей стали
сочувствовать - мужики, мол, что понимают, только, мол, о себе...
Ася, чувствуя кровь на закушенной губе, молчала и жгуче
завидовала. И записке. И всему. И всем. Зависть пропала, лишь
когда все неважное пропало. Когда, раздирая мир, нечто
непредставимое, с ошеломительной жестокостью выворачивая ее
наизнанку, устремилось наружу. И дикий страх, намертво слитый с
дикой болью: я умру. Сейчас умру!!! И Антошка. Незнакомый еще.
Лысый, мокрый. Красный...
Кто-то вышел из-за угла, и сердце ударило сильней. Но это
оказался снова не Симагин. Это никак не мог быть Симагин -
элегантный, да еще под зонтом. Ася вздохнула. Ей очень хотелось,
чтобы Симагин научился быть элегантным. Хотя бы иногда. Ну и что
было бы, вдруг подумала она. И ей представилось, как Симагин вот
сейчас вымахнет из-за угла. Стремительный, немножко нескладный, и
в то же время как бы парящий в светлом летнем ливне. Вдруг ее
словно током ударило. В глаза свирепым клеймом упал опрокинутый
на скользкий мокрый асфальт Симагин. Вокруг - кровь, на обочине -
сбивший грузовик, зеваки, а она, жена, ничего не знает! И думает
бог весть о чем! Симагин! Шорох дождя из умиротворенного сразу
стал зловещим. Надо куда-то бежать! Звонить, узнать... Хлестнул
дверной "Гонг". Сердце облегченно обмерло, и Ася, еще не веря
счастью, полетела из кухни. Как же это я проглядела? Ну, я ему,
хищно клялась она, а длинные полы освобождение, крылато бились
далеко позади. Ох, я ему - а кожа уже ждала взгляда, который, как
полуденная волна, даже не заметив ткани, окатит, огладит упруго и
сверкающе каждую выпуклость тела, и в нем снова можно будет
плыть. Всегда. Ласкаясь, бранясь, молча... Она распахнула дверь и
кинулась в волну...
И в ужасе выскочила, ошпаренная невыносимым морозом, колко
чувствуя беззащитность и тщетность наготы на снегу. Это был тот,
элегантный. Вежливо приподнял шляпу:
- Добрый вечер. Простите, я не ошибся? Андрей Андреевич
Симагин здесь живет?
- Да, - через силу ответила Ася, пытаясь съежиться. Голая!
Голая!
- Я могу его видеть? - глядя ей только в лицо, с безупречно
вежливой интонацией осведомился незнакомец.
- Пройдите, - ответила Ася, уже почти не соображая, движимая
одним порывом: убежать немедленно! - Вам придется подождать.
Пройдите. Одну минуту...
Она отпрянула в комнату, захлопнула дверь и придавила ее
обеими руками. Прыгнула к шкафу, раскрыла и спряталась за дверцы.
Словно дверь комнаты могла стать прозрачной. С ненавистью содрала
халат. При одном виде которого глазенки Симагина становились, как
у котенка, стащившего сосиску. Которым она так часто дразнила
Симагина на манер корриды, хохоча и подзадоривая:
"Торо!" Запаковалась наглухо. В самые бесформенные, только
для уборок, джинсы. В свитер с высоким воротником. Поверх,
успокаиваясь, дотушивая в себе желание помыться сызнова,
симагинскую старую рубашку застегнула на все пуговицы. Скомкала
халат, швырнула в шкаф и еще прикрыла чем-то. Чтобы, если этот
попадет в комнату и если почему-либо откроется шкаф, не мог
заметить. Захлопнула дверцы. И, случайно глянув в окно, увидела
Симагина.
Симагин стоял у дома напротив. Под дождем. Из какого-то
букета целился в небо, упираясь бубнами в плечо. Антон и компания
завороженно следили. Под дождем. Симагин азартно ударил по
невидимой гашетке раскрытой пятерней. Могучая отдача кинула его
плечо назад. Дети с восторгом запрыгали, у Аси обмякли ноги, она
нетвердо шагнула к креслу и села. На глаза навернулись едкие,
злые слезы. Веселится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85