в то же
время ее удручало, что он вынужден с ней возиться, ведь ему от этого не
было никакого проку, она желала бы ему такую жену, которая окружила бы
его заботой, восхищалась бы им, его бы от этого нисколько не убыло, нич-
то не могло его принизить; ее мучения, не им причиненные, не могли его
принизить тоже, но и не могли принести ему пользы, что-то прибавить, ибо
по своей сути были противозаконны и безнадежны. Он благодушно с этим ми-
рился, знал, что мог бы облегчить себе жизнь, и все же ему было с ней
хорошо, она точно так же стала для него привычкой, как стала бы другая
женщина, и, будучи мудрее Шарлотты, он давно уже распознал в браке некое
состояние, которое сильнее индивидуумов, в него вступающих, а потому за-
метнее формирует их общность, чем они сами могли бы сформировать или тем
паче изменить его. Как бы ни осуществлялся брак, его нельзя осуществлять
произвольно, что-то изобретая, он не переносит новшеств, изменений, ибо
заключить брак уже означает заключить себя в его форму.
Шарлотта испугалась, услышав глубокий вздох Мары, и увидела, что де-
вушка заснула. Теперь она была одна, сосредоточенная на том, что стано-
вилось возможным. В ту минуту она совсем не понимала, почему вообще име-
ла дело с мужчинами и почему вышла за одного из них. Уж слишком это было
нелепо. Она подавила смешок и укусила себя за руку, чтобы не задремать.
Ей надо было нести ночную вахту.
Что, если прежний союз ныне будет разорван? Она боялась последствий,
которые неминуемо повлечет за собой этот разрыв. Скоро она встанет, раз-
будит Мару, пойдет с нею в спальню. Они сбросят с себя одежду; это будет
непросто, но без этого не обойтись, так следует начать. Это будет новое
начало. Но как можно обнажиться в самый первый раз? Как будет это проис-
ходить, если не можешь положиться на кожу и запах, на любопытство, пита-
емое неоднократно испытанным любопытством? Откуда впервые взяться любо-
пытству, если ничто ему не предшествовало?
Ей не раз случалось стоять перед женщиной полунагой или в тонком
белье. И всегда это было неприятно, по меньшей мере какую-то минуту: в
пляжной кабине вдвоем с приятельницей, в бельевом магазине, в магазине
модной одежды, когда продавщица помогала ей примерять грацию или платье.
Но как может она выскользнуть из платья, уронить его на пол перед Марой,
не почувствовав, что это и есть должный миг? Возможно, правда, - и вдруг
это показалось ей просто чудесным, - они вовсе не будут смущены, потому
что одежда у них состоит из одних и тех же предметов. Они начнут сме-
яться, разглядывать друг дружку, шептаться, как девчонки. В школьных
гимнастических залах вечно взвивался вихрь нижнего белья, тонких розо-
вых, голубых и белых вещиц. Девчонки затевали игру с этими тряпками, ки-
дались ими, хохотали и танцевали на пари, прятали одежду то одной, то
другой. И если бы Небо тогда нашло еще применение этим девочкам, оно бы,
конечно, перенесло их к источникам, в леса и в гроты и выбрало бы одну
из них на роль нимфы Эхо, дабы Земля оставалась юной и полной сказаний,
которые не стареют.
Шарлотта склонилась над Марой - теперь, во сне, та была не опасна, -
поцеловала ее в лоб, в красиво изогнутые и торжественно вычерченные на
бледном лице брови, поцеловала руку, свисающую с кресла, а потом очень
робко, украдкой, склонилась над ее бесцветным ртом, с которого в течение
ночи сошла губная помада.
Разве мог их пол еще раз сорвать какой-то плод, еще раз навлечь на
себя гнев, еще раз сделать выбор в пользу Земли! Испытать новое пробуж-
дение, новый стыд! Этот пол так и остался незавершенным. Возможности еще
не иссякли. Плод не растрачен, пока нет, пока еще нет. Аромат всех пло-
дов, равноценных первому, носится в воздухе. Кому-то может открыться
иное познание. Она свободна. Настолько свободна, что ее можно еще раз
ввести в искушение. Она хотела великого искушения, хотела держать за не-
го ответ и быть осужденной, как те, кто однажды уже за это ответил.
Боже мой, думала она, ведь сегодня я не живу. Я во всем участвую,
позволяю втянуть себя во все, что бы ни происходило, лишь бы не вос-
пользоваться малейшей возможностью для себя. Время висит на мне
клочьями. Я ничья жена. Меня еще нет вообще. Я хочу определиться, кто я,
и, кроме того, хочу сотворить для себя некое создание - терпеливого, ви-
новатого, призрачного соучастника. Я хочу Мару не потому, что меня вле-
чет к себе ее рот, ее пол - мой собственный пол. Ничего подобного. Я хо-
чу, чтобы у меня было собственное создание, и я его себе сотворю. Вместе
мы всегда жили нашими идеями, а вот это - моя идея.
Если она полюбит Мару, все изменится.
У нее будет существо, которое она сможет ввести в мир. Любое мерило,
любая тайна будут исходить о нее. Она всегда мечтала открыть мир кому-то
еще и уклонялась, когда его хотели открыть ей, ожесточенно молчала, ког-
да ей пытались что-то внушить, и вспоминала то время, когда была девоч-
кой и еще знала, как набраться храбрости, знала, что ничего не надо бо-
яться и можно шагать впереди с заливистым криком, который кому-то послу-
жит призывом.
Если бы она могла полюбить Мару, то дома была бы совсем не здесь - не
в этом городе и не в этой стране, не при муже и не в этом языке; она бы-
ла бы у самой себя и для этой девушки возвела бы дом, новый дом. Выби-
рать пришлось бы тогда ей - дом, время приливов и отливов, язык. Она
больше не была бы ничьей избранницей, и на этом языке ее больше никто не
мог бы избрать.
К тому же при всех радостях, какие доставляла ей любовь к мужчинам,
что-то всегда оставалось недосказанным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14