И хотя агрессивностью
сегодня и не пахло, он вновь взялся за перо: привычки в жизни для
того и существуют, чтобы их без особой необходимости не нарушать.
* * *
И во середу утром Репня пребывал как во сне. Токмо если раньше это
был сон грусти и тоски, то ныне - сон ревности.
Репня не находил себе места. Ревность сжигала Репню. Перед ним снова
и снова оживала эта картина: Вера в красивом облегающем платье плывет
по набережной Волхова, а рядом с ней вышагивает этот долговязый кастрат.
И она опирается на его десницу, смеющаяся, веселая, радующаяся. Как
невеста опосля венчания... А вот они оба в голубом - на площади перед
Святилищем. И вновь она опирается на десницу этого... Сучка синеглазая!
Упиваясь сном ревности, Репня поставил на газ чайник, открыл банку
подаренного последней любовницей прошлогоднего варенья, нарезал белого
хлеба, взялся за сыр. И тут звякнул колокольчик у входной двери.
Репня замер: ему показалось, что перед закрытой дверью стоит она,
равнодушно посматривает по сторонам, дергает ручку звонка, удивляется,
что никто не открывает долгожданной гостье.
Колокольчик звякал и звякал, а Репня сидел ни жив ни мертв. Наконец
до него дошло, что он ведет себя по-детски, глупо и недостойно врача-щупача.
Там, за этой дверью, мог быть кто угодно - от Вадима Конопли до старой
стервы, хозяйки дома.
Репня шумно вздохнул, положил на стол нож и подошел к двери.
- Кто там?
- Я.
Репня похолодел: это и в самом деле был ее голос.
- Откройте, Репня! Нам нужно поговорить.
По-прежнему все было как во сне. Как во сне Репня отпер замок и распахнул
дверь, как во сне посторонился, пропуская гостью в комнату.
Она была в том же самом платье, что было на ней позавчера. Сняла шляпку,
повесила ее на вешалку.
- Может, чаю? - Репня вдруг страшно засуетился, подскочил к газовой
плите. - Ой, да он же еще не вскипел... Но это быстро. Присаживайтесь
к столу.
К столу она подошла. Но не присела. И на хлеб с сыром не посмотрела.
- Я пришла сказать вам, чтобы вы перестали себя мучить. Между нами
ничего не может быть. Ни-че-го! - Она произнесла последнее слово по
слогам, словно тремя ударами разрубила связывавший их узел. - Забудьте
меня.
- Забыть вас, - пролепетал Репня. - Но... - Он задохнулся.
Она смотрела на него спокойно и равнодушно. Словно на ненужную вещь...
И не собиралась не то что задыхаться, а даже вздыхать.
- Я... не... могу, - произнес наконец Репня. - Это... выше... моих...
сил.
Она кивала в такт каждому произнесенному им слову. Как будто не понимала
смысла этих слов. Но нет, где там - не понимала!
- Сможете! Вы не похожи на слабого... А ваша любовь мне не нужна!
Она произнесла это таким тоном, что Репня сразу понял: все, чем он
грезил в последние дни, ввек не будет реализовано. Так, пустые мечты
зеленого юнца, еще не успевшего столкнуться с правдой жизни, еще не
наученного Мокошью ничему. Он вспомнил свой воскресный сон и пролепетал:
- Вам нужна не моя любовь, Додола, а кое-что совсем другое...
- Я не Додола, - сказала она. - А вы не Перун. И ваши оскорбления
ничего не могут изменить. Я по горло насытилась вами в тот, первый
день.
- Простите меня! - пролепетал он. - Я не знал... - Он не договорил,
испугавшись едва не прозвучавшей правды.
Но ее, судя по всему, и не интересовало, что он хотел сказать.
- Надеюсь, вы меня поняли. Не забудьте, что я колдунья. Прощайте!
- Она повернулась к двери.
- Подождите!!! - взмолился Репня. - Дайте мне хотя бы разочек поцеловать
вас. Напоследок...
Что-то в его голосе остановило ее. Она обернулась к Репне, посмотрела
ему в глаза. Лицо ее дернулось: наверное, она хотела скривиться от
отвращения, но сумела справиться с собой.
- Хорошо, - сказала она.
Репня приблизился к ней, наклонился. Она оперлась руками о стол, закрыла
глаза. Репня коснулся ее губ, положил ей на плечи шуйцу, прижал к
своей груди, ощутив восхитительную упругость ее персей. Но губы ее
были мягкими и бесчувственными. И вся она была словно тряпичная кукла
в руках кукольника. Наверное, с кастратом - если бы тому потребовались
ее поцелуи - она бы целовалась совсем не так.
Репне захотелось еще крепче прижать ее к своей груди, и он попытался
поднять десницу. Веру передернуло. Десница Репни остановилась, легла
на стол, обо что-то укололась.
Вера выставила перед собой обе руки, уперлась в грудь Репни, оттолкнула
его:
- Ну хватит, хватит! Дорвались до бесплатного...
Он понял, что все кончилось, сейчас она уйдет. И больше уже ничего
не будет... Он встрепенулся - так пусть же прикосновение к ней станет
последним, что он получит от жизни. Пусть его повенчает с нею собственная
смерть. Пусть эта дева пронесет через всю свою жизнь вечную вину перед
любившим ее человеком.
Он прикусил нижнюю губу, размахнулся, ожидая пагубного магического
ответа, и изо всей силы ударил ее ножом в спину.
Ответа не последовало.
Она вытаращила глаза, вцепилась скрюченными перстами в отвороты его
халата и страшно заверещала. Так верещал подстреленный когда-то Репней
на охоте заяц. И чтобы прекратить эти жуткие звуки и погасить этот
жуткий взгляд, Репня замахнулся ножом еще раз. А потом еще... И еще...
А потом нож сломался.
Но она уже перестала верещать. В груди у нее заклокотало, персты разжались,
и она рухнула перед ним - сначала на колени, а потом ничком. Клокотание
прекратилось, она содрогнулась и застыла.
Репня пришел в себя. Отбросил в сторону окровавленный обломок. Выключил
закипевший чайник. Затаил дыхание: нет ли шума в коридоре, не услышал
ли кто издаваемые Верой звериные крики.
В коридоре было тихо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103