Николай Романецкий: «Убьем в себе Додолу»

Николай Романецкий
Убьем в себе Додолу




Николай РоманецкийУбьем в себе Додолу Все так же было Слово, и Слово было у Бога… Платон Вершигора «Новое приишествие» ПРОЛОГ. ВЕК 75, ЛЕТО 71, 28 ДЕНЬ ТРАВНЯ (28.05.1963г. A.D.) Сказать, что Владимир Сморода, посадник старорусский, находился не в своей тарелке, значит не сказать ничего. Попробуйте-ка совладать с собой, когда вам предстоит разлука с единственным сыном. Да и Дубрава, жена посадника, успокоения в сердце мужа отнюдь не вносила.— Све-е-етушка! — выла она. — Стри-и-ижик мой ясный! Да куда-а-а ж вас, родненького, забира-а-ают?! Да как же я без вас жи-и-ить буду!Вокруг Дубравы металась взволнованная челядь.Самого Света в палате не было, он находился в своей комнатке, но, слыша вопли матери, наверняка точил слезы. Впрочем, для девятилетнего пацана он плакал на удивление тихо.Посадник набычился, цыкнул на супругу. Та словно и не слышала, продолжала причитать, терзая тонкими перстами льняные кудри:— Све-е-етушка, родненький!.. Сироти-и-иночка моя ненаглядная! — Она повернулась к мужу. — Отец, да как же мы без внученьков-то на старости лет останемся? Пощадите, родименький!Посадник, сам с трудом сдерживающий слезу, не выдержал и вспылил:— Да помолчите вы! Нешто моя вина, что вы токмо на единого способны оказались?Крикнул и устыдился злобства своего: Дубрава была женщиной узкостегной, и девять с лишком лет назад чрево ее с большим трудом выпустило первенца. Врачи едва спасли роженицу, опосля чего супруги обоюдным советом решили, что больше у них детей не будет.Дубрава замолкла. Очи ее гневно сверкнули. Посадник тут же пробормотал виновато:— Простите, матушка! Не со зла я… Да и не зависит от меня ничего — вам ли не знать…Дубрава вновь заголосила, а посадник опрометью кинулся вон из палаты. Вытер тыльной стороной ладони сбежавшую-таки слезу и отправился в зеркальную.В зеркальной не было окон, и дежурный колдун сидел в полумраке, который не могли разогнать неяркие огоньки светилен.Поверхность волшебного зеркала отливала девственно-серым.— Свяжите меня со столицей, — сказал посадник, — с палатами Кудесника.Дежурный кивнул, проделал руками пассы, прошептал заклинание. Наука в последнее время добилась немалых успехов, и работать с волшебным зеркалом теперь мог чуть ли не отрок.Когда поверхность зеркала осветилась, дежурный уступил посаднику свое место.На связи был Всеслав Волк, секретарь нового Кудесника. Посадник хорошо знал Всеслава. Поздоровались, перекинулись парой ничего не значащих любезных фраз. Потом посадник спросил:— Всеславушка, мне уже назначено?— Да, — кивнул секретарь. — Сегодня, в восемнадцать часов. Я как раз собирался вам об этом сообщить. Что Дубрава?— Плачет.Всеслав понимающе покивал, но ничего не сказал: слов утешения в этой ситуации не существовало. Жаль, конечно, старорусского посадника и его жену, но закон есть закон. Придется им встречать старость без внучат. Или решиться на второго ребенка.Поговорили еще немного и распрощались. Зеркало медленно посерело.Посадник уступил место дежурному и посмотрел на часы, висящие под светильней. Чтобы успеть ко времени аудиенции, надо было отправляться трехчасовым поездом. Время еще есть, но немного. И слава Сварожичам! Долгие проводы — лишние слезы…— Закажите мне купе первого класса на трехчасовой поезд.Дежурный тут же повернулся к зеркалу. Посадник покусал губы и вышел из зеркальной. В коридоре ждал эконом.— Заложите коляску к двум пополудни, — распорядился посадник. — И передайте мамкам, что Свет должен быть собран к этому же часу.Эконом, хорошо понимающий душевное состояние хозяина, молча кивнул.Посадник посмотрел ему вслед и отправился в комнату сына.Свет сидел за письменным столом. Когда открылась дверь, вскочил, но, узрев отца, снова сел, ссутулился. Посадник подошел к нему, положил ладонь сыну на макушку. Пшеничные волосы Света, в отличие от кудряшек Дубравы, были прямыми.— Чем заняты, сынок?— Рисую Змея-Горыныча.Свет поднял голову. Карие глаза блестят, полные материны губы подрагивают, но держится.— Уезжаем в два часа.Свет низко склонился над столом, заводил по рисунку карандашом. И вдруг на бумагу упали две крупные прозрачные капли.— Что вы, сынок? — Посадник взлохматил шевелюру сына. — Не на век же расстанемся!Покривил душой, но ведь не скажешь правду девятилетнему мальчишке. Увы, сегодня сын станет отрезанным ломтем, и ничего не поделаешь — закон есть закон… Но все еще жила в душе надежда, что вышла ошибка, что вернутся они к ночи в Старую Руссу вдвоем.Посадник смял десницей колючую бороду, прижал к животу голову плачущего сына.— Выше нос, Светушка!.. Не к лицу мужчине лить попусту слезы!Голос звучал фальшиво-весело, но все-таки не дрожал. Посадник дождался, покудова сын успокоится, и вышел из светлицы.Дубрава все еще сидела в палате, потряхивала кудряшками.— Уезжаем в два часа.Дубрава снова зарыдала в голос, но тут же взяла себя в руки. Встала, выпрямилась перед мужем, стройная, как былинка, прижалась к широкой груди посадника. С минуту постояли так. Потом Дубрава вытерла слезы и сказала:— Пойду распоряжусь насчет обеда.Посадник облегченно вздохнул: жена-таки сумела справиться с собственной слабостью. Впрочем, иного он и не ожидал — Дубрава Смородина была слаба статью, но не духом.А за обедом она и вовсе держалась молодцом. Шутила, рассказывала сыну, как будет навещать его, врала уверенно и увлеченно и аж носом ни разу не шмыгнула. Обманутый поведением матери, Свет оживился, обрадованно встретил известие, что поедут они поездом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101