И опять я увидел нечто странное: на
пронзительно-голубом небе висела рваная темно-серая туча,
сквозь дыры которой пробивалось несколько неярких лучей, и все
эти лучи по неведомой причине освещали только вершины холмов с
мельницами, как будто невидимый экскурсовод указывал на них
гигантской лазерной указкой.
И тут мне стало настолько не по себе, что по спине прошел
холод, а волосы на голове слегка зашевелились: до меня вдруг
дошло, что я и сам стою на вершине одного из таких холмов в
луче солнечного света... Я поднял вверх глаза, и в них ударила
ослепительная вспышка, словно мне кто-то запрещал смотреть
туда... Я еще раз огляделся по сторонам, пытаясь отогнать от
себя навязчивых солнечных зайчиков, и только тут осознал,
почему этот город мне сразу показался знакомым: просто я здесь
родился и прожил всю жизнь до настоящего дня, и проживу весь
остаток своей жизни, и никуда я из этого города никогда не
уезжал, а все остальные города == Москва, Ленинград,
Севастополь, Волгоград, Минск, Таллин, Хельсинки, Бухарест,
София, Загреб, Цюрих, Женева, Париж, Рим, Милан, Венеция,
Нью-Йорк, Вашингтон, Филадельфия, Квебек, Монреаль, Мадрид и
даже Курмайер у подножия Монблана == мне только приснились во
время сладкой полуденной сиесты.
Заговор молчания испанских грандов
Я вот почему еще так подробно описал этот город H: во время
видеосъемки там произошла путаница с кнопкой "Запись", и когда
я думал, что включаю камеру, наводя ее на разные интересные
объекты, я ее на самом деле выключал, а когда заканчивал съемку
и опять нажимал на кнопку, чтобы отключить камеру, она на самом
деле включалась и, болтаясь у меня на плече вниз объективом,
добросовестно снимала камни у меня под ногами. Так что весь
город Н остался в видеопамяти брусчатой мостовой, колышущейся
на экране телевизора в такт моим шагам. Но теперь я, кажется,
хоть отчасти восстановил утерянную картину города, добавив к
ней, к тому же, свои ощущения, которые в любом случае остались
бы за кадром.
А ветряные мельницы получились в видеозаписи очень
симпатичными. Всего их там осталось шестнадцать, но если верить
туристскому проспекту, то во времена Сервантеса было несколько
десятков. Эти мельницы еще знамениты тем, что им больше пятисот
лет и они == самые старые из всех сохранившихся в Испании.
Мельницы эти стояли без движения: из деревянного каркаса их
лопастей ветер давно уже выдул всю солому == умерли они не в
бою с Дон Кихотом, а своей естественной смертью, медленно и
мучительно. Но если бы даже какой-то ненавистник благородного
идальго и вздумал подложить в лопасти соломы, они бы все равно
уже не смогли вращаться, потому что механизм еще в незапамятные
времена вышел из строя, оставшись без ухода.
Вид у этих мельниц был вполне парадный: их, судя по всему,
недавно подкрасили, и в своих нарядных белых мундирах они уже
походили не на кровожадных великанов, а на свадебных генералов.
На каждой мельнице над входом в нее красовалась свеженадраенная
медная табличка, на которой было написано ее название и год
постройки (при входе в этот мельничный заповедник висел щит ==
на нем говорилось, что каждой мельнице при постройке давалось
свое имя).
Когда я снимал таблички на мельницах, я это делал, чтобы
запечатлеть год постройки (не помню уже, зачем мне это было
нужно), а когда просматривал кассету, стал обращать внимание на
названия. И вот что я увидел: первая мельница называлась
Севилья, следующая == Гранада, потом == Кордоба, потом ==
Толедо, потом Мадрид и так далее, а самая дальняя справа на
отшибе называлась Барселона.
И тут меня осенило: да ведь это карта Испании! То есть все
мельницы-города были расставлены на холме так, будто это были
отметки городов Испании на ее карте... Так вот что это было за
сражение! В следующий момент я задумался: почему Сервантес не
написал в своей книге, как называются эти мельницы? И до меня
дошло: если бы он это сделал, то поединок с мельницами навсегда
остался бы дешевым и пошлым литературным приемом, а так
получается, что, по сути, не какой-то выживший из ума
литературный персонаж сражается с ветряными мельницами, а сам
автор, Мигель де Сервантес Сааведра, выходит на бой против всей
Испании. И вот ведь в чем величие его книги!

Нет, не могли ученые испанские гранды не знать про
это == они ведь целый Институт Сервантеса создали, и мельницы
эти тоже не я открыл, и таблички для них не я обновлял и до
блеска драил, так значит... Значит, им просто выгодно
умалчивать правду, представляя Дон Кихота безумцем. Ну, а каков
герой == таков и писатель, пусть и великий. Не даром ведь до
сих пор многие Сервантеса гениальным чудаком считают!
Ветер
А дальше я вот еще что понял, услышав, как ветер шумит и
гремит в телевизоре (ветра там на редкость сильные, а микрофон
у камеры чувствительный): не мельницы победили, не Сервантес,
не справедливость и даже не гранды и академики, а вот тот самый
ветер, который вращал лопасти, когда Дон Кихот на них с копьем
бросался, а потом всю солому из них выдул, а скоро (лет через
тысячу, но все равно для ветра это не время) и сами мельницы
разрушит, выдувая из них ежесекундно по миллиону атомов, и нет
ему никакого дела ни до Дон Кихота, ни до мельниц, ни до книг,
ни до академиков, ни до справедливости, ни до моей писанины ==
он как дует, так и будет дуть, и ему, в сущности, все равно,
куда дуть и зачем, а для человека важны только два его
направления:
1 2 3