Мы проходили мимо него двадцать минут назад. Какой это прилежный ребенок, если он стучит по ковру в течение двадцати минут. Я, помнится, не выдерживал больше трех. Да, в 1929 году мир – это место для трудовых подвигов.
Пол откололся от меня, круто повернув в сторону. Затем он начал заходить мне навстречу, чтобы начать наш старый знакомый воздушный бой. Я поднимаю нос биплана вверх, давая возможность Ласкомбу пройти прямо подо мной, после чего я догоняю его и сажусь ему на хвост. Первая часть наших воздушных поединков никогда не отрабатывалась.
Мы просто делали все возможное, чтобы создать впечатление серьезного сражения. И только в конце я давал Полу шанс победить меня, потому что только мой самолет мог эффектно выпускать дым и был единственным кандидатом на то, чтобы падать вниз, объятый пламенем.
Земля кружилась вокруг нас в зеленых цветах, небо – в синих, и на какое-то время я забывал, смотрят на нас наши будущие пассажиры или нет.
В первой части нашей игры я делал все, чтобы не дать Полу возможности по пятам преследовать мой самолет. Я изучал это искусство в ВВС задолго до того, как он научился летать. Я специально занимался тактикой ведения воздушных боев на самых современных истребителях, тогда как Пол в это время делал рекламные картинки в своей маленькой студии.
Все известные мне пилоты начали летать в медленных, небольших и старых аэропланах, а затем со временем переходили на лучшую технику. Через несколько лет они уже летали на более скоростных, более современных машинах. Но со мной получилось как раз наоборот.
Сначала я овладел искусством полета на военных истребителях с обтекаемыми обводами и научился вести поединки на сверхзвуковых скоростях, затем летал на транспортных и других современных самолетах, а затем перешел на устаревшую легкую технику, и вот сейчас летаю на этом биплане, которому место в музее среди летательных аппаратов позавчерашнего дня. Мой путь лежал от защитного радара через современную электронику, через простые панели управления, оснащенные радиопередатчиком, до полного отсутствия всякой аппаратуры вообще: биплан был не только без радио, но и совсем без электроаппаратуры.
Он переносил пилота в те дни, когда тот был независимым человеком, который никак не связан с командой наземного обслуживания, помогающей ему или раздражающей его. 1929 год – хорошее время, но иногда, когда я смотрю на то, как где-то высоко в стратосфере современный самолет чертит свой инверсионный след, – должен признаться, что тоскую по мощности, скорости и возвышенной уединенной радости пилота истребителя. Иногда.
Ласкомб оказался где-то в стороне от меня. Он изо всех сил старался замедлить скорость и сесть мне на хвост. Я выжал газ до упора, ушел носом вверх, оглянулся назад на Пола и засмеялся. Мой небольшой спортивный самолет не мог больше тянуть вверх, внезапно он задрожал и начал падать вниз, входя в пике. Через секунду я нажал на педаль, выровнял полет и повис на хвосте у Ласкомба. Наконец моя репутация была в безопасности. Что бы теперь ни случилось, я всегда смогу сказать, что преднамеренно уступил Полу, полетав некоторое время у него в хвосте. Он тоже взмыл вверх, затем перевернулся на лету, ушел вниз, и небо завращалось вокруг нас обоих, когда я начал вращаться вслед за ним.
Стью тоже работал на земле, убеждая пассажиров, что день был будто специально предназначен для полетов, и к полудню мы уже покатали пять пассажиров. Послеобеденное время мы проводили в тени крыльев, стараясь быть подальше от солнцепека. Работать в такую погоду нелегко.
Через несколько минут после того, как мне удалось заснуть, подошел Пол и разбудил меня.
– Что бы ты сказал об арбузе? Разве это не было бы прекрасно? Чудный холодненький арбузик?
– Звучит заманчиво. Ты сходишь, принесешь, а я помогу есть.
– Нет, пошли вместе. Сходим и принесем.
– Ты сошел с ума. До города целая миля!
– Стью, как насчет того, чтобы прогуляться и принести арбуз? – спросил Пол. – Принесем, съедим, а Баху не дадим.
– Ты сходишь в город и принесешь, – сказал Стью, – а я тебя здесь подожду.
– Фу, какие вы. Я просто не могу сидеть здесь и ничего не делать. Придется мне взлететь и немножко поболтаться в воздухе.
– Вот это другое дело, – сказал я.
Стью уже снова спал.
Через пару минут Пол взлетел и был уже в воздухе, а я наблюдал, как он кружится. Затем я перевернулся на другой бок и нашел под крылом место чуть-чуть попрохладнее.
Я не слышал, как он приземлился и заглушил мотор, но он снова разбудил нас.
– Эй вы, мы должны сегодня попробовать арбуз. Кататься никто не приходит.
– Вот что я тебе скажу, Пол, – ответил я. – Ты идешь, приносишь, а я дам нож, чтобы разрезать. Как тебе такое предложение?
Через несколько минут пикап с Полом выехал из ангара и направился в сторону города. Он явно зациклился на своем арбузе. Что ж, – думал я, засыпая, – если он так сильно хочет получить арбуз, он его получит.
– Эй, ребята, смотрите, – позвал он, – арбуз!
Да, это трудно понять, думал я, уплетая прохладную находку. Если бы я был Полом, я бы оставил этих ленивых верзил умирать от голода под крылом. В крайнем случае я бы бросил им кусок обгрызенной кожуры. Но разделить с ними свой первый ломоть арбуза? Никогда!
– Думаю, что мне пора сматываться, – сказал Пол. – Пассажиры что-то к нам не валят, по крайней мере в эту пору дня. До Калифорнии путь неблизкий, и будет лучше, если я отправлюсь туда сегодня же.
Он начал извлекать свои вещи из кучи снаряжения и аккуратно складывать их в свой аэроплан.
Фотоаппарат, пленки, спальный мешок, сумка с бельем, карты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69