За толстыми фиолетовыми, как у негра, губами
красовались два ряда огромных волчьих зубов. Желтоватые
крапинки густо усеивали белки его ввалившихся глаз. Над глазами
нависли густые черные, широко раздвинутые брови; дырами зияли
вывернутые ноздри толстого приплюснутого носа. Густая копна
курчавых волос, вернее - шерсти, скрывала огромные уши. На
голове на манер тюрбана был повязан старый клетчатый мадрасский
платок, давнымдавно не приходивший в соприкосновение с мылом.
Курчавые волосы, вылезавшие из-под складок тюрбана на лоб,
придавали лицу мулата еще более дикое и свирепое выражение. Все
в этой физиономии говорило о жестокости, наглой дерзости,
коварстве и отсутствии каких бы то ни было человеческих чувств.
Одежда мулата мало чем отличалась от той, какую носят все
охотники прерий. Она состояла из шкур и одеяла. Необычен был
лишь головной убор - память о тех временах, когда мулат был
невольником в Южных штатах.
У самбо было лицо не менее свирепое, чем у его приятеля.
Отличалось оно только цветом кожи. Оно было бронзово-черным -
сочетание окраски кожи двух рас, к которым принадлежали его
родители. Губы у него были толстые и лоб покатый, как у негра,
а индеец сказывался в волосах, почти гладких, свисавших
длинными змеевидными прядями на шею и плечи. Однако его
внешность обращала на себя меньше внимания, чем вид его
дружка-мулата. Он носил обычную для своего племени одежду -
широкие шаровары из грубой бумажной ткани и безрукавку из той
же материи, грубое серапе и вместо пояса шарф. Грудь, шея,
плечи и массивные темные, как бронза, руки были обнажены.
Робладо подоспел как раз к концу сценки, в которой
наглядно выразился характер самбо.
Полулежа в гамаке, он наслаждался крепкой сигарой и время
от времени отгонял мух бичом из сыромятной кожи. Потом окликнул
одну из женщин, свою теперешнюю жену:
- Эй, девчонка! Дай мне поесть! Жаркое готово?
- Нет еще, - ответил голос из хижины.
- Тогда принеси мне маисовую лепешку и перцовку!
- Ты ведь знаешь, дорогой, перцовки нет в доме, -
прозвучал ответ.
- Поди сюда! Ты мне нужна!
Женщина вышла из хижины и с явной неохотой приблизилась к
гамаку.
Пока она не подошла совсем близко, самбо сидел не
шевелясь, потом неожиданно взмахнул бичом, который он до сих
пор прятал за спиной, и изо всей силы обрушил его на плечи
женщины, защищенные лишь тонкой сорочкой. Удары сыпались один
за другим, пока несчастная женщина не отважилась наконец отойти
на безопасное расстояние.
- Так-то, девчонка! В другой раз, когда я попрошу лепешку
и перцовку, у тебя они найдутся, не правда ли, душечка?
И, снова улегшись в гамаке, дикарь разразился громовым
хохотом, к которому присоединился мулат. Он собирался точно так
же поступить и со своей дражайшей половиной, но как раз в эту
критическую минуту у хижины остановился Робладо.
Оба вскочили на ноги и почтительно его приветствовали. Они
знали, кто он такой. Разговор поддерживал в основном мулат -
ведь из них двоих он был главный, - самбо же оставался в тени.
Беседа велась вполголоса, чтобы не услышали женщины и
Эстебан. Как и советовал отец Хоакин, приятели были наняты для
того, чтобы выследить охотника на бизонов и, мертвого или
живого, доставить его в крепость. В первом случае их ожидало
немалое вознаграждение, во втором - почти вдвое большее.
Они не пожелали помощи солдат. Это их не прельщало. Им
вовсе не хотелось уменьшить щедрую награду, делить ее еще с
кем-нибудь. Для двоих эта сумма была бы целым состоянием, и
блестящая перспектива ее получить разжигала их стремление
добиться успеха.
Покончив с этим делом, капитан поскакал обратно в
крепость, а мулат и самбо стали тут же собираться на охоту за
человеком.
Глава LII
Через полчаса мулат и самбо - первого звали Мануэль,
второго Пепе - готовы были отправиться в путь. Сборы не отняли
и половины этого времени, но добрых пятнадцать минут было
затрачено на то, чтобы подкрепиться жарким и выкурить по
крепкой сигаре; а лошади пока что грызли брошенные им початки
кукурузы.
Но вот сигары докурены; приятели вскочили в седла и
поскакали.
Мануэль был вооружен длинноствольным ружьем, какими обычно
пользуются американские охотники, и ножом, тоже американским, с
тяжелым крепким клинком, обоюдоострым на несколько дюймов от
конца, - страшным оружием в единоборстве. И то и другое Мануэль
привез с собой из долины Миссисипи, там же он научился
пользоваться этим оружием.
У седла лошади Пепе болталось на ремне испанское охотничье
ружье; на боку у Пепе висел большой, тяжелый нож - мачете, а за
спиной - лук и колчан со стрелами. В некоторых случаях -
например, когда нужно добыть дичь или нанести удар, не поднимая
шума, - мачете и лук удобнее, чем любое огнестрельное оружие.
Из лука стреляют быстрее, чем из ружья; а если первая стрела не
попала в цель, что ж, это не пуля - меньше вероятности, что она
выдаст намеченной жертве врага.
Кроме этого оружия, у каждого охотника за поясом торчал
пистолет, а на седельной луке висело свернутое лассо.
Позади, на крупе лошадей, они везли провизию - связки
вяленого мяса и завернутые в оленью шкуру холодные маисовые
лепешки. Снаряжение довершали тыквенная бутыль для воды с двумя
горлышками, рожки, пороховницы и сумки. За лошадьми по пятам
бежали два громадных тощих пса, такие же свирепые и дикие на
вид, как и их хозяева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112