К счастью, небо покрылось облаками, и луна скрылась за ними, а потому он не мог видеть, что трава вокруг дерева истоптана полудюжиной лошадей.
Ни Борлассу, ни его провожатому не пришло в голову, что здесь мог быть еще кто-нибудь, кроме Квантреля, Бослея и пленниц. Они их громко звали по именам, но не получали ответа. Где им было знать, какие события только что разыгрались в этом уединенном месте? Они по-прежнему подозревали в измене Квантреля. При мысли об этом бешенство Борласса дошло до крайности. Он ругался, кричал и изрыгал проклятия. Желая успокоить его, Чисгольм сказал:
- А может быть, капитан, они теперь уже в доме? Я думаю, мы найдем их там всех четверых, когда приедем.
- Ты думаешь?
- Я уверен в этом. Как же иначе могли они поступить? Квантрель не посмеет вернуться в Штаты, да не посмеет пристать и к колониям Техаса. А двоим нелегко прожить в безлюдных прериях.
- Ты верно говоришь... Не будем же терять времени. Недолго осталось и до утра, а на рассвете колонисты наверное пустятся по нашим следам. Надо спешить на плоскогорье.
Борласс повернул лошадь к узкой тропинке; скоро он присоединился к своей шайке и отдал приказание немедленно двигаться вперед.
Волнение в миссии тем временем усиливалось. Всюду слышались стенания и громкие голоса, взывающие к возмездию. Прошло какое-то время прежде, чем колонисты поняли, какая участь их постигла, и убедились в том, что все кончилось. Джентльмены, обедавшие у Армстронга, поспешили домой. К счастью, их семьи и слуги спали крепким сном. Но это не успокоило их. Хотя их дома не были сожжены, дети и жены были живы, вовсе не следовало, что опасность миновала. Если индейцы не сделали этого, то только потому, что силы их были недостаточно велики. Все были уверены, что неминуемая катастрофа должна разразиться над всеми колонистами, и под гнетом этой мысли подняли всех на ноги. Женщины и дети подняли плач и крик, но мужчины отнеслись ко всему спокойно. Многие из них привыкли к таким "сюрпризам" и поспешили взять в руки оружие. Вскоре все были вооружены ружьями, пистолетами и ножами. Выслушав рассказ о том, что случилось в миссии, они собрали совет, чтобы решить, какие надо принять меры.
Полковник Армстронг ходил растерянный и искал везде своих дочерей, Дюпре, Гоукинс и Текер помогали ему. Но девушек нигде не было, и несчастный отец пришел к тому заключению, что он их больше никогда не увидит. Как страдал он при мысли о том, что его дочери попали в плен к дикарям, что они будут рабынями, хуже чем рабынями! И даже смерть их казалась ему более желательной, чем такая участь. Молодой креол не отходил от него; никогда еще не были так горьки его мысли, и эта горечь увеличивалась от сознания того, что он сам виноват в своей утрате. Он припоминал высказывания Джесси относительно фамильярности Фернанда и его не то чтобы наглого, но надменного обращения с ней. Да, доверенный слуга предал его, змея, которую он пригрел, ужалила его, и жало ее было так ядовито, что на всю жизнь оставило следы в сердце.
Но вот полковник Армстронг пришел несколько в себя и решил, что не время давать волю своему горю, а надо действовать немедленно и безотлагательно. Отчаяние его и Дюпре сменилось гневом и жаждой возмездия. Дело теперь выяснилось до некоторой степени. Никто из белых, живущих в ранчерии, не был тронут. Дикари увезли с собой серебро Дюпре. Главным поводом нападения был, следовательно, грабеж, а не убийство, хотя было совершено и то, и другое. Кончив успешно задуманное ими дело, дикари уехали и не возобновят, конечно, попытки нападения. Поэтому решили, что соберутся самые опытные и отправятся по следам дикарей. Полковник Армстронг поддержал такой план. Несмотря на тревогу и нетерпение, он, как старый солдат, понимал, что необдуманная поспешность может испортить все дело. С группой разведчиков отправились Гоукинс и Дюпре. Армстронг остался дома для того, чтобы собрать и подготовить к преследованию оставшихся в колонии мужчин.
XXXIV
Среди густой, почти непроходимой чащи девственного леса, куда редко заглядывали пешеходы, ехал ночью какой-то всадник. Он ехал довольно быстро; временами он оглядывался назад и прислушивался. Все показывало, что он чего-то боится. Луна, выглядывавшая среди листвы, освещала лицо его, полное невыразимого ужаса; казалось, он боялся, что его кто-то преследует. Проехав несколько минут, он остановился и стал прислушиваться; в ушах его раздался знакомый ему плеск воды. Это, по-видимому, произвело на него крайне неприятное впечатление.
- Да неужели мне никогда не удастся уйти от нее? Вот уже целый час верчусь я вокруг да около... не отъехав даже и четверти мили от нее, а лес все такой же густой. Надо полагать, я сбился с дороги на последнем повороте. Попытаюсь-ка еще раз.
Он повернул лошадь по направлению, противоположному тому, откуда слышался плеск воды. То же самое он делал уже несколько раз и всегда возвращался обратно к реке, а между тем ему хотелось уехать подальше от нее. Наконец ему это удалось. Проехав не более полумили, он увидел над собой ясное небо, и через несколько минут выехал на опушку леса. Перед ним открылась равнина, покрытая высокой травой, которая серебрилась при свете луны, а верхушки ее слегка покачивались под дуновением ночного ветерка. Но всаднику не до того было, чтобы любоваться красотами природы; он не обратил внимания ни на траву, ни на мерцающих над ней светляков; он всматривался вдаль, где виднелись какие-то черные массы, которые он принял было сначала за лес, но затем понял, что это скалы, а не деревья. Он, по-видимому, узнал это место и намеревался держаться в этом направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72