.. не беспокойтесь... Оставьте меня...
- Вот вы уже и рассердились, - сказал Пит, глядя на этого странного человека, - а я, право, не хотел сердить вас... Я сейчас уйду, позвольте мне только сказать вам еще несколько слов. Я давно хотел поговорить об этом с вами, дорогой господин де Моор. Во время нашего первого движения сюда я часто наблюдал за вами, и мне кажется, что вы, несмотря на вашу... суровую наружность, обладаете очень хорошим и добрым сердцем. То же самое говорит и отец, а он знает людей. Но, по всей вероятности, вас гнетет какое-нибудь тайное горе и кладет на ваше лицо такую мрачную тень. Как бы мне хотелось рассеять вашу печаль, чтобы и вы могли радостнее смотреть на мир Божий... Неужели вам уже недоступны радость и веселье? Неужели вам легче таить в себе ваше горе? Расскажите его нам, и мы употребим все усилия, чтобы утешить вас, и, если можно, облегчить вам ваше несчастие. Вы знаете, как мы все уважаем вас, и как нам тяжело смотреть на вас...
Но Карл де Моор уже пришел в себя. Слова Пита напомнили ему о его несчастии и данной им страшной клятве. Жажда мести снова овладела всем его существом. Повелительным движением руки он остановил словоизлияния молодого человека и сказал резким и более обычного суровым тоном:
- Я вам очень благодарен за ваши добрые намерения, но прошу не вмешиваться в мои дела. Я терпеть не могу этого. Предоставьте мне заботиться о себе лично. Что же касается моей наружности, то мне решительно все равно, - нравится она кому или нет. Каким я кажусь, таким навсегда останусь. Изменить меня никто и ничто не в силах. Запомните это раз навсегда и более никогда не приставайте ко мне с неуместными вопросами. Я вам разрешаю обращаться ко мне только по делу. Поняли?
Пит хотел что-то возразить, но вдруг послышался шум со стороны реки, - как будто гребли веслами.
- Лодка? - с изумлением прошептал Пит. - Не может быть! Откуда могла взяться лодка?
- Вероятно, плывут дикари, - заметил Моор. - Кроме дикарей, некому быть, а со здешними дикарями не всегда удобно иметь дело. Я их хорошо, слишком хорошо знаю. Вот мы сейчас увидим.
Он спрятался за дерево и осмотрел захваченный с собою роер. Пит последовал за ним.
Вскоре они увидели пирогу, в которой сидел какой-то человек, вся одежда которого состояла из одной рубашки.
Карл де Моор приложил к плечу ружье и прицелился.
- Ради Бога, что вы хотите делать?! - быстро прошептал Пит. - Ведь он один и не только не может нанести нам вреда, а, напротив, мы еще можем получить от него пользу. Окликнем его и спросим, не знает ли он, где теперь находится Мозелекатсэ.
Карл де Моор пожал плечами и злобно проговорил:
- Чтобы я стал щадить дикарей - никогда! Разве они пощадили...
Он не договорил и нажал на курок; но в это мгновение Пит подтолкнул его под локоть, и пуля пролетела далеко в сторону.
- Как вы смели это сделать?! - сверкнув глазами, прошипел Моор. - Почем вы знаете, что он один? Может быть, он послан разведчиком и за ним целое полчище этих исчадий ада!
Возмущенный Пит хотел было ответить так же резко, но человек, плывший в пироге, вдруг закричал на самом чистом голландском языке:
- Не стреляйте, ради Бога, не стреляйте!.. Я христианин... Если вы тоже христиане, то, во имя всего, что для вас свято, спасите меня... Я бежал от дикарей.
Услыхав этот голос, Карл де Моор задрожал как осиновый лист. Он был потрясен до такой степени, что вынужден был опереться о дерево, чтобы не упасть.
- Господи, что это с вами? - удивленно спросил Пит, подхватывая его под руку.
- О, Боже мой!.. Боже мой!.. - шептал Моор. - Пит... если этот голос... не обманывает меня, то я... буду вашим должником... на всю жизнь... буду вечно молиться за вас... Но нет... это... невозможно!
Между тем, беглец подвел свою пирогу к берегу и одним прыжком выскочил из нее. Очутившись на земле, он в недоумении остановился, не решаясь, очевидно, подойти к деревьям, где он видел людей, которые только что стреляли в него и ничего не ответили на его слова. Он стоял прямо под лучами луны, так что совершенно ясно можно было разглядеть его благородные черты лица и стройную гибкую фигуру, едва прикрытую рубищем. Это был молодой белый человек, одних лет с Питом или немного постарше.
Вглядевшись пристальнее в лицо незнакомца, Моор испустил раздирающий душу крик. Отбросив далеко в сторону ружье, он ухватился за Пита, все время стоявшего в полнейшем недоумении, и прерывающимся голосом произнес:
- Это он... он... Лауренс!..
- Отец!.. Дорогой отец! - в свою очередь воскликнул незнакомец, услыхав слова Моора.
Но Карл де Моор все еще не решался верить действительности. Сын, которого он считал мертвым и оплакивал уже пять лет, сын, за которого он собирался мстить ни в чем не повинным людям, - этот самый сын жив и простирает к нему объятия!
Несчастный отец широко открытыми глазами глядел на дорогое ему лицо, но не в состоянии был сдвинуться с места.
Пит опомнился первый. Подойдя к незнакомцу, он спросил его:
- Да скажите, ради Бога, кто вы?
- Я - Лауренс де Моор, - ответил незнакомец. - Неужели пятилетний плен у бушменов так изменил меня, что отец не может сразу узнать своего сына?.. Отец, дорогой, милый отец! Это я, твой Лауренс!
С этими словами он подбежал к отцу и бросился ему на грудь.
Карл де Моор уже пришел в себя. Прижав к груди сына, он потом нежно отстранил его и, обратившись к Питу, притянул его к себе, крепко обнял и глубоко взволнованным голосом произнес:
- Без вашего вмешательства, благородный и великодушный юноша, я сделался бы убийцей своего собственного сына!
- От души благодарю вас и я, - проговорил Лауренс, протягивая Питу руку. Но позвольте мне узнать имя моего спасителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52