Это было устье реки - узкой, но глубокой. "Пандора" без малейшего колебания вошла в нее, проплыла несколько минут вверх по течению и бросила якорь на расстоянии мили от морского берега.
Напротив того места, где мы остановились, я увидел странные хижины, расположенные почти прямо на берегу, а несколько дальше - постройку больших размеров, скрытую среди деревьев. Перед хижинами стояли люди с мрачными лицами; они подали какой-то знак боцману "Пандоры", и тот ответил им таким же. На реке появилась лодка с несколькими гребцами, она подплыла к берегу, взяла стоявших там негров и направилась к нам.
Берега реки были покрыты пальмами. Я впервые увидел эти деревья, но знакомы они были мне раньше по гравюрам в книгах. Они смешивались с другими громадными деревьями, тоже не менее странного вида, которые ничего не имели общего с теми, какие растут у нас. Но внимание мое скоро было поглощено черными людьми, подъехавшими к "Пандоре".
Река имела не более двухсот метров в ширину. Мы стояли на якоре в середине самого течения, а потому лишь небольшое пространство отделяло пирогу от нас. Через несколько минут она была около судна, и я мог вдоволь любоваться ужасными пассажирами, наполнявшими ее.
Я понял, глядя на них, что лучше всего будет держаться от них подальше. Теперь я осознал, почему Бен Брас не хотел бежать на берега Гвинеи. "Это было бы безумием, - отвечал он мне на мои настоятельные просьбы накануне, - люди на "Пандоре" очень плохие, но кожа у них белая и в глубине их души все же осталось что-то человеческое. Но у негодяев, живущих в Африке, душа такая же черная, как и тела. Ты их увидишь, мой мальчик, и тогда скажешь, прав ли я". Я рассмотрел внимательно лица восьми или десяти негров, сидевших в пироге, и убедился в справедливости этих слов. Никогда еще не видел я таких свирепых лиц; их смело можно было назвать истинными исчадиями ада.
Их было одиннадцать человек, и все они были чернокожие, но с разным оттенком - начиная от густого смоляного до некрасивого желтовато-каштанового. Они, очевидно, принадлежали к различным племенам. Смешивание племен на западном берегу Африки - весьма обычное дело; к этому привела торговля рабами. Несмотря на то, однако, что сидевшие в пироге люди отличались между собой цветом кожи, во всем остальном они походили друг на друга: у всех был выпуклый лоб, толстые губы, на голове короткие и курчавые, как шерсть, волосы. На гребцах не было никакой одежды, кроме полосы бумажной ткани, обернутой вокруг пояса и доходящей до половины бедра. Я предположил, что это воины, поскольку у них были копья и старые мушкеты. Три человека, которых они везли к нам, занимали, судя по их одежде, более высокий пост, но выражение их лиц было еще ужаснее. Что касается вождя этих людей, то его одежда была до того странной, что, взглянув на него, нельзя было решить, смеяться или дрожать.
Это был настоящий негр, черный, как порох, громадного роста и толстый, как бочка. Лицо его с менее характерными чертами, чем у других его спутников, было еще ужаснее, представляя собой смесь лукавства и свирепости.
Громадный рост и жестокое выражение лица этого человека не внушали ни малейшего желания смеяться, напротив! Зато костюм его... Вряд ли самому изобретательному клоуну, участвующему в какой-нибудь комической пантомиме, пришло бы в голову облачиться в такой шутовской наряд. На нем был надет ярко-красный фрак, покрой которого показывал, что это старинный мундир армии короля Георга, принадлежавший, судя по нашивкам на рукавах, какому-нибудь сержанту, и, уверяю вас, сержанту из числа самых толстых и громадных в британской армии. Несмотря на это, мундир был слишком узок для своего настоящего владельца; надо было бы прибавить к нему еще с полметра, чтобы можно было свободно застегнуть на груди. Слишком короткие рукава оставляли открытыми черные запястья вождя, резко отличающиеся от ярко-красного цвета одежды. Негр был таким толстым, что фалды его мундира раздвигались в стороны, и между ними болтался кончик полосатой рубашки, принадлежавшей раньше какому-нибудь матросу. Что касается брюк, то они вовсе отсутствовали, и негр был совершенно голый от пояса и до ногтей на ногах.
Старая треуголка с потрепанными перьями, с почерневшими галунами, украшавшая когда-то голову старинного адмирала, торчала на курчавой голове негра, у которого, кроме того, был еще громадный нож за поясом и сбоку болталась длинная сабля.
В любом другом месте появление этого человека вызвало бы громкий смех, но капитан отдал приказание встретить с подобающим уважением его величество Динго-Бинго, а потому экипаж "Пандоры" постарался быть серьезным.
Итак, человек в треуголке и ярко-красном мундире оказался монархом, королем Динго-Бинго. Два других негра, одетые несколько иначе, были, следовательно, министрами, а восемь гребцов в лодке составляли часть его телохранителей.
Когда они приблизились к "Пандоре", им сбросили веревки. Лодку подтянули к стенке судна, а из веревок сделали лестницу, чтобы облегчить его черному величеству восхождение на корабль, где он был принят со всеми подобающими его сану почестями.
Король обменялся громкими приветствиями с капитаном, после чего старый пройдоха повел его к себе в каюту. Проходя по палубе, оба приняли торжественный вид, отдающий шутовством, - видно было, что оба негодяя старые знакомые и наилучшие друзья в мире.
Боцман в свою очередь старался изо всех сил занять министров. Что касается телохранителей, они оставались в пироге, потому что король Динго знал, что ему нечего бояться. Он давно знал капитана, ждал его, ему не надо было задавать никаких вопросов, и у него не было никаких сомнений относительно собственной персоны;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54