Это слово было: "Виновен!"
И сопровождалось оно еще более зловещей фразой: "Немедленно расстрелять!"
Были слышны некоторые слова протеста, которые, как было ясно Майнарду, говорил его товарищ-заключенный, и среди них фраза: "Это убийство!"
После этих слов послышались звуки шагов - это были шаги солдат, строящихся в линию.
Затем на некоторое время воцарилась тишина, словно затишье перед бурей.
Продолжалось оно недолго - лишь несколько секунд.
Тишина была нарушена криком, заполнившим все здание "суда", криком, исходившим только от одного человека! Именно этот лозунг более чем когда-либо был способен отстранить королей от тронов, но теперь этот клич был предлогом для того, чтобы установить Империю!
"Да здравствует красная республика!" - таковы были последние слова героя Л., обнажившего свою грудь перед пулями своих убийц!
- Пли! - раздался крик.
Майнард признал голос младшего лейтенанта Вирокка; эхо от стен отразило смертельный треск выстрелов!
Затем было странное ликование по поводу этого подлого убийства. Но внутренний двор тюрьмы был заполнен не менее странными людьми. Больше похожими на злодеев, поскольку они махали своими шапками, крича в ответ на вызов упавшего, предсказавшего падение Франции:
"Да здравствует Император!"
ГЛАВА XXXVIII
ДВА ФЛАГА
Прислушиваясь к происходящиму изнутри камеры, слыша немногое из того, что было сказано, но тем не менее понимая все происходящее, Майнард пришел в ужас.
Человек, которого он только что обнимал, чье имя он давно знал и уважал, - этого человека собирались отправить в мир иной как бешеную собаку!
Он уже начал сомневаться, не кошмарный ли сон все это?
Но он отчетливо слышал крик протеста: "Это убийство!"
Майнард повторил эти слова, ударив пяткой в дверь, надеясь таким образом помешать злодеянию или хотя бы задержать его.
Он продолжал твердить это, вместе с другими фразами протеста, пока его голос не был заглушен взрывом залпа, принесшего смерть осужденному.
Он еще раз произнес эти слова, как только это залпа смолкло, и тишина установилась во внутреннем дворе. Теперь его услышали члены трибунала вне камеры.
- Кажется, у нас там имеется сумасшедший, - сказал офицер, бывший главным на "процессе". - Кто это, Вирокк?
- Одного поля ягода, - ответил младший лейтенант зуавов. - Такой же мятежник, как и тот, с которым мы только что разделались.
- Вам известно его имя?
- Нет, полковник. Он приезжий - иностранец.
- Откуда?
- Из Англии - Америки. Его забрали на Бульварах. Мои люди взяли его по моему приказу.
- За что?
- Он мешал им исполнять свои обязанности. Но это не все. Я случайно вчера вечером столкнулся с ним в кафе де Миль Колонес. Он выступал там против правительства и выказывал жалость к бедной Франции.
- Да ну!
- Я хотел поставить его на место, господин полковник, но некоторые из наших вмешались, чтобы защитить его, потому что он чужестранец.
- Это не оправдывает его: он ведь мог быть заброшен сюда, чтобы подготовить мятеж.
- Я знаю это, полковник.
- Вы готовы поклясться, что он поступил так?
- Да, я готов. Многие присутствовавшие были свидетелями. Слышите, что он говорит сейчас?
- Да, верно, верно, - ответил председатель суда. - Приведите его, пусть предстанет перед нами. Его иностранное гражданство не защитит его. Сейчас не время, чтобы выглядеть приятной во всех отношениях нацией. Англичанин он или американец, его речи нужно прекратить. Товарищи! - продолжал он, понизив голос и обращаясь к членам "суда". - Этот человек свидетель происшедшего вы понимаете? Он должен быть судим нами, и если обвинения Вирокка будут подтверждены, обвиняемый должен замолчать. Вы понимаете?
Остальные дали согласие на это зловещее предложение: они прекрасно понимали, что их правосудие не более чем фарс. "Судьи" для таких дел были специально подобраны, и прежде всего - председатель, печально известный полковник Гардотт.
Внутри своей камеры Майнард мог слышать, что происходит, но что касается содержания разговоров - почти ничего не мог разобрать. Буря на улицах все еще продолжалась - были слышны ружейные залпы и стрельба из орудий. Новые заключенные были приведены на внутренный двор, откуда доносились звуки шагов солдат и бряцание стали их сабель. Посторонный шум доносился отовсюду.
Тем не менее, одно-два слова, которые были им услышаны через замочную скважину, прозвучали зловеще в его ушах. Он был знаком с головорезом Вирокком и знал, что такого человека следует опасаться.
Все же Майнард не испытывал страха за свою жизнь - он более опасался какого-либо другого серьезного наказания. Он полагал, что его будут держать в тюрьме, пока бунт не закончится, и тогда рассмотрят его дело, так что у военных не будет другого выхода, кроме как оправдать его. Он только был раздражен произволом и издевательством над собой, а также арестом, который он перенес. Майнард слабо был знаком с характером этого бунта, и совсем не был знаком с его "режиссурой".
По своему опыту честного вояки он не мог предположить, как далеко могут зайти эти франко-алжирские бандиты, в чьих руках он оказался.
Он был потрясен убийством - ибо иначе он не мог назвать это злодеяние его товарища-заключенного. Тем не менее последний находился в определенных взаимоотношениях со своими убийцами, и Майнард не мог предположить, что подобное возможно и в отношени его самого. Кроме того, он был иностранец, и его никак не могли судить за политические убеждения. Он находился под защитой флага своей страны.
Однако защита флага не сработала, потому что в огне революции, среди таких отъявленных палачей никакие флаги не действовали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128