Их история вскоре была выслушана. Человек, который пронес звездно-полосатый флаг через ряд сражений, тот, кто держал этот флаг в тяжелой битве за Чапультепек, держал до тех пор, пока не был сражен выстрелом врага, - этот человек теперь в Париже арестован пьяными солдатами Зуава и жизнь его в опасности!
Такое заявление сделали эти благородные леди американскому Послу.
Даже если бы в роли просителей выступали и не такие прекрасные дамы, этого было вполне достаточно: патриотические чувства гордости и чести страны перевесили бюрократический консерватизм.
Подчинившись порыву этих высоких чувств, Посол приступил к исполнению своего долга.
ГЛАВА XXXVII
СМЕРТЬ НА ВЕРХУ БАРАБАНА
- Я приду к вам на помощь! Я приду!
Сердце арестованного гордо и учащенно билось: он слышал эти добрые слова и видел, кто их произнес. Это возместило ему все те оскорбления, которые он перенёс.
Слова эти продолжали звучать сладкой музыкой в его ушах, когда он вынужден был войти через дверь во двор, окруженный мрачными стенами.
В довершение к этому открылась дверь в помещение, напоминающее тюремную камеру, чтобы принять его вовнутрь.
Его затолкнули туда как неповоротливого быка в загон для скота, - один из тюремщиков дал ему пинка, как только он переступил порог.
У него не было никаких шансов ответить обидчику. Дверь с шумом и проклятиями закрылась за ним, после чего раздался характерный треск щеколды, заперевшей дверь извне.
Внутри камеры было темно; Майнард на мгновение остался стоять на том месте, куда его толкнули.
Однако он не был спокойным и равнодушным. Сердце его было полно негодования, его губы механически предали дикой анафеме эту и все прочие формы деспотизма.
Более чем когда-либо он всем сердцем переживал за судьбу Республики, поскольку он знал, что солдаты, его арестовавшие, не являлись ее гражданами.
Первый раз в своей жизни он ощутил собственное бессилие против режима подавления; и теперь он лучше чем когда-либо осознавал подлинную ненависть Розенвельда к священникам, принцам и королям!
- Вот и пришел здесь конец Республике! - пробормотал он про себя после того, как предал анафеме ее врагов.
- Это действительно так, месье, - послышался голос из глубины камеры. Это действительно конец. Сегодня, в этот день.
Майнард вздрогнул. Он был уверен, что он здесь один.
- Вы говорите по-французски? - продолжил голос. - Вы англичанин?
- На первый ваш вопрос отвечу - да! На второй - нет! Я ирландец!
- Ирландец? Какая злая судьба забросила вас сюда? Простите, месье! Я спрашиваю вас как товарищ по несчастью, как заключенный заключенного.
Майнард искренне, без утайки рассказал свою историю.
- Ах! Мой друг, - сказал француз, выслушав его. - Ваше дело пустяковое, вам нечего опасаться. Что же касается меня, все обстоит совсем по-иному.
Произнеся это, он тяжело вздохнул.
- Что вы хотите этим сказать? - машинально спросил Майнард. - Вы ведь не совершили преступления, я думаю?
- Совершил! Самое большое преступление - это патриотизм! Я был честен перед моей родиной, я желал ей свободы. Я один из скомпрометированных. Меня зовут Л.
- Л.! - вскричал ирландский американец, узнав имя, широко известное среди борцов за Свободу. - Неужели это возможно? Это вы? Меня зовут Майнард.
- Мой Бог! - воскликнул его французский товарищ по заключению. - Я много слышал о вас. Я вас знаю, сэр!
В темноте эти двое заключили друг друга в объятия, прошептав дорогие сердцу слова: "Да здравствует Республика!"
- Красная и демократическая! - добавил Л.
Майнард, который еще не зашел так далеко в своих мыслях, ничего не сказал на это. Время сейчас было не подходящим, чтобы разделяться и дискутировать о разнице во взглядах.
- Но что вы имели в виду, когда говорили об опасности, которая вам угрожает? - спросил Майнард. - Насколько это серьезно?
- Слышите эти звуки?
Оба замолкли и стояли, прислушиваясь.
- Да. Слышны какие-то звуки а также - выстрелы. Это стрельба из мушкетов. Я также слышу отдаленный гул орудий. Можно предположить, что там идет бойня.
- Так оно и есть! - серьезно отвечал красный Республиканец. - Эта бойня, которая уничтожает нашу свободу. Вы слышите похоронный звон по ней, а также по мне, я в этом не сомневаюсь.
Встревоженный серьезностью слов своего товарища по заключению, Майнард собрался было обратиться к нему за разъяснениями, как вдруг дверь распахнулась, и на пороге показались несколько человек. Это были офицеры в разнообразных униформах - в основном зуавы и Африканские Стрелки.
- Он здесь! - крикнул один из них, тот, в котором Майнард узнал головореза Вирокка.
- Так приведите его! - скомандовал один из стоящих на пороге, с погонами полковника. - Мы займемся его делом без промедления!
Майнард предположил, что речь шла о нем самом. Но он ошибся. Имелся в виду более заметный, чем он, - и более опасный для Империи. Это был Л.
На открытом внутреннем дворе стоял большой барабан, и вокруг него - с полдюжины стульев. На верхней части барабана - чернильница, ручки и бумага. Всё это были атрибуты трибунала.
Однако всё это было не более чем фарсом. Бумага не была отмечена какими бы то ни было записями судебного "процесса". Ручки даже не опускали в чернильницу. Председатель и члены суда, а также судья, адвокат, прокурор и секретарь, - все были полупьяны. Все они жаждали крови, и уже заранее приняли решение, что она будет пролита.
Майнард не был очевидцем собственно процесса. Дверь была закрыта, и он, стоя за нею, мог лишь слушать.
Это продолжалось недолго. Не прошло и десяти минут, как через замочную скважину в камеру ворвалось слово, однозначно возвестившее, что его товарищ по заключению осужден.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128