«аддас», «абу-харб» и «альгазель».
Абу-харб, или саблерогая антилопа, – крупная, сильная антилопа с длинными, острыми рогами, саблевидно загнутыми назад. Цвет абу-харба желтовато-белый с коричневыми метинами на лбу и щеках, а шея и горло у него красно-бурые; фигурой же абу-харб очень похож на сернобыка. Под именем орикса он был известен грекам и римлянам. В настоящее время натуралисты присвоили имя орикса всему роду этих крупных антилоп.
Абу-харб – уроженец Кордофана и Сеннаара, и его изображение тоже можно встретить на нубийских и египетских барельефах. В противоположность аддасу, он животное общественное и ходит большими стадами.
Альгазель, или бейза, тоже уроженка Центральной Африки, но о ней сведений меньше, чем о других видах ориксов, и некоторые натуралисты склонны считать ее просто разновидностью абу-харба.
Аддас, или мендес-антилопа, живет главным образом в Центральной Африке. Он почти такой же большой, как сернобык, но рога у него не прямые, а винтообразно изогнутые, одинаково развитые у самца и самки. Шерсть у аддаса желтовато-белая, голова и шея рыже-коричневые, а на морде белое пятно. Ходят аддасы не стадами, а парами, в песчаных пустынях, к странствованию по которым специально приспособлены их широкие копыта. Аддас был известен еще древним римлянам, они упоминают его под именем «стрепсицерос».
Когда Ганс кончил свое объяснение, было уже давно пора идти на покой, и, пожелав друг другу спокойной ночи, молодые люди разошлись по своим фургонам. Скоро все уснули.
Глава 10. ПТИЦЫ-ВЕРБЛЮДЫ
Перейдя вброд речку Оранжевую, наши охотники двинулись на северо-восток. Если б они пошли прямо на север, то скоро достигли бы границ великой пустыни Калахари, этой южноафриканской Сахары. Конечно, проникнуть в пустыню юноши не могли бы – им все равно пришлось бы свернуть на запад или на восток. Но молодые люди сами заранее избрали курс на восток, потому что там лежали земли, славившиеся обилием крупных животных – буйволов, слонов и жирафов, а реки этой части Африки кишмя кишели громадными бегемотами (гиппопотамами) и крокодилами. Молодым охотникам только этого и нужно было.
Шли они не наобум. Их проводником был Конго. На этом пути он знал буквально каждый шаг и обещал привести их в страну, где слонам и жирафам нет числа, и никто не сомневался, что кафр сдержит свое слово.
На следующий день они уже с раннего утра были в дороге и перед вечером, после большого перехода, остановились в роще мохала, на краю унылой пустыни, простиравшейся насколько хватал глаз, а на самом деле – гораздо дальше. Эта бесплодная пустыня казалась совершенно выжженной: единственной ее растительностью были одиноко возвышавшиеся древовидные алоэ с большими кораллово-красными конусообразными цветами, пальмообразные замии, несколько видов похожего на кактус молочая да кое-где разбросанные небольшие заросли колючих кустов «погоди-постой», получивших это шутливое название вследствие свойства их крючковатых шипов цепляться за одежду.
Все эти деревца и кустарники росли очень редко, и между ними открывались целые пространства бурой равнины, однообразие которой ничуть не скрашивалось этими жалкими растениями. Это был как бы дальний предвестник, клин пустыни Калахари, и охотникам предстояло пересечь его, чтобы добраться до благодатной страны, обещанной их проводником. Пятьдесят миль без единого ручья, родника или реки – пятьдесят миль от воды до воды.
Молодые люди остановили фургоны и распрягли буйволов у последнего родника, журчавшего между корней деревьев мохала, на самой границе пустыни. Здесь им нужно было провести два дня, чтобы высушить мясо ориксов, дать отдых своим животным и подготовить их к долгому и опасному переходу.
Уже солнце клонилось к западу, когда они распрягли буйволов и устроили свой лагерь в середине рощи, невдалеке от родника.
Любознательный Ганс вышел на опушку рощи, уселся под деревом, густая веерообразная верхушка которого давала приятную тень, и стал глядеть на широкую, скучную равнину. Через каких-нибудь полчаса он вдруг заметил три высокие фигуры на расстоянии нескольких сотен ярдов от рощи. Это были двуногие – он видел их с головы до пят. Однако это были не люди, а птицы. Это были страусы.
Всякий узнал бы их с первого взгляда, даже малое дитя, ибо кому не известен громадный африканский страус? Размеры и фигура страуса слишком характерны, чтобы спутать его с какой-нибудь другой птицей. Американский нанду или австралийский эму могут сойти за его полувзрослого птенца, но страуса, достигшего своих настоящих размеров, легко отличить от любого из его сородичей, обитающих в Австралии, Новой Зеландии или в Америке. Это всем птицам птица – самая большая из всех пернатых.
Конечно, Гансу достаточно было взглянуть на них, чтобы сразу признать в них страусов – самца и двух самок. Определить их пол было нетрудно, потому что между ними такая же разница, как между великолепным павлином и его невзрачной супругой.
Страус-самец гораздо крупнее своих подруг; на фоне угольно-черных перьев, которыми покрыто его тело, красиво выделяются белоснежные крылья и хвост – в пустыне действительно белоснежные. Окраска самок почти вся ровная серо-коричневая, и им очень недостает роскошного черно-белого наряда их господина и повелителя. Страусовые перья – прекрасное украшение, и они высоко ценились во все времена не только дикарями, но и цивилизованными народами.
Итак, перед глазами юного натуралиста предстали самец и две самки.
Страусы не спеша шли своей дорогой. Лагеря они еще не заметили. Да и как было его заметить, когда он скрывался за деревьями, почти в самой середине рощи?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70