Возможно, дядюшке уже успели доложить о нашем появлении – а может, он просто привстал на звук решительных шагов? Но при виде Тхиа он вновь опустился на сидение.
– С приездом, Тхиа, – произнес господин Кадеи.
Я искал в нем знакомых черт – и не находил. Разве что узкая, легкая кость – похоже, фамильная черта всех Майонов – но и только. На этой узкой кости наросло слишком много… нет, не жира… но и ни в коем разе не мускулов… мяса. Просто мяса. Лишней плоти, не дающей проглянуть сходству, даже если оно и было.
– В любой другой день я сказал бы, что рад тебя видеть, мой мальчик, – вздохнул господин Кадеи. – Увы. Ты так вырос, возмужал… я бы тебя, пожалуй, и не признал при случайной встрече.
Вранье! Тхиа невозможно не узнать, как бы он ни переменился. Лицо у него из тех, что отпечатываются в памяти навсегда и вспоминаются мгновенно. Обычное благовоспитанное вранье, которое и полагается произносить любящим родственникам в момент столь скорбной встречи.
– Отец был бы рад, – вновь с должной благовоспитанностью вздохнул господин Кадеи. Он что же, ожидал, что Тхиа подхватит подсказанную тему и начнет расспрашивать об усопшем? Если да, то дядюшка здорово просчитался. Тхиа молчал. Если кто-то заранее придумал и разучил, что и как тебе сказать, лучшего и не измыслишь. Рано или поздно кончится заготовка. Или выдержка. Не знаю, крепкая ли у дядюшки выдержка, но с Тхиа ему в любом случае не состязаться.
– Да что же это я? – сам себе изумился господин Кадеи. – Вы ведь устали с дороги… простите великодушно!
И он широким, мягко округлым жестом пригласил и нас присесть.
– Благодарю, в седле насиделся, – ответил Тхиа, небрежно опираясь о подоконник. – Нам бы лучше ноги размять.
– Вашему спутнику, я полагаю, тоже, – гостеприимно улыбнулся дядюшка, покуда его взгляд цепко ощупывал серебряную оторочку моего плаща – не сплошную, как у Тхиа, а прерывистую. Мне сплошной не полагается.
– Не знал, чтобы у дома Шенно была младшая ветвь, – чуть склонил голову господин Кадеи.
– Теперь есть, – со всей приязнью улыбнулся я в ответ.
Вранье, вранье. Все ты знаешь. Быть не может, чтобы до тебя не добрались слухи о том, кто спасал короля и какой он был страшный и непобедимый. Даже до меня добрались. Ох, вот будь я и взаправду такой страшный и могучий, я бы из тебя сейчас душу вместе с зубами вытряхнул. А я не страшный… или все-таки?
Растерялся, растерялся дядюшка. Глупое какое вранье… с перепугу, не иначе. Или он хочет показать, что не боится меня… Не боится, ибо не знает, кто я такой?
А, проваль – в овраге с обломком ножа в руке легче мне было, честное слово.
Страшно мне не понравился этот дядюшка. Сидит, ноги не сомкнув и не скрестив, чуть к нам подался, руки раскрыты… а, проваль – не просто раскрыты, а еще и ладонями вверх. Поза открытая и доверительная. Ничего замкнутого, перекрещенного. Глаза широкие, распахнутые. И движения, так и зовущие довериться. Кого же он мне напоминает? Вспомнил! Вот честное слово, вспомнил! Точно. Барышника того на рынке. Он еще мне торговал двадцатилетнего одра, да притом же мерина, за двухлетнего жеребчика. Вот точно такие же движения. Лошадь я, конечно, покупать не собирался. Просто мастер Дайр меня для того на рынок и взял, чтобы мне этого пройдоху показать во всей красе. Как он тогда говорил? “Ты на своей свалке мошенников маловато повидал – все больше хулиганья, верно? Вот и приглядись. И запомни: если поза слишком открытая, глаза распахнуты, руки идут ладонями вверх, да еще и голос чуть ниже, чем следует – значит, тебе продают мерина. Слишком уж тебя вызывают на доверие. Запомнил?”
Да, мастер Дайр. Запомнил. Вот только не знал, что высокородные господа продают мерина точно тем же способом.
Еще и сколько лет этому мерину? Судя по тому, как тщательно дядюшка продумал каждый свой жест и каждое слово до последних мелочей, мерин еще позапрошлое царствование помнит. Нет, но как продумано, как выверено все течение беседы! И не только беседы: одежда дядюшкина тоже наилучшим образом подобает случаю. Недаром он так вцепился взглядом в прерывистую оторочку моего плаща – знак младшей ветви рода. Ему тоже следовало бы надеть накидку с такой оторочкой… вот только безмолвно признавать родовое старшинство Тхиа – юнца Тхиа – ему ой как не хочется. Заранее соглашаться на подчинение законному наследнику, выразить это подчинение… после такого условий не диктуют. Господин Кадеи вообще не облекся в цвета дома Майонов. На нем была зеленая траурная накидка поверх невнятно-серых одеяний. Все верно, полный траур он надеть права не имеет, зеленое на синем смотрится скверно… хитер дядюшка, ничего не скажешь. Ничем не пренебрег, все предусмотрел. Кроме меня. Моего появления он предугадать не мог, вот и подрастерялся.
Впрочем, поведения Тхиа он тоже не мог предугадать. Даже для меня оно оказалось неожиданным – что уж о дядюшке говорить! До чего безукоризненная выдержка! Дядюшка его так и честит через слово “мальчиком”… “мальчик мой” – брр! А Тхиа хоть бы смигнул в ответ. Напрасно господин Кадеи так положился на свою заготовку, ох напрасно. Сейчас Тхиа ему живо покажет, на какой грядке боевой лук растет.
– Во всяком случае, присутствие Шенно, хотя бы и из младшей ветви, даже и в столь скорбный час, весьма лестно для нашего дома, – не без натуги высказался дядюшка.
Эк его! Право, даже интересно – а что он еще брякнет, если мы вздумаем снова промолчать?
– Я не ожидал, что этот час окажется настолько скорбным, – на сей раз Тхиа подхватил ускользающую нить беседы по собственной воле – ибо собирался воткать ее не в чужое полотно, а в свое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142