Сильно дернул, я чуть не упал. Смешно даже… разве такая малость может удержать меня?
Губы нетерпеливо сжались и вновь приоткрылись. Каменный шепот обрушился на остатки моего сознания.
– Сволочь! – не своим каким-то, высоким и тонким голосом, крикнул Интай и вскочил.
Он ринулся между мною и шепчущим ртом, неисповедимым чудом исхитрившись встрять в немыслимо малый промежуток между нами. Нет, он больше не пытался оттащить меня или оттолкнуть – где уж ему, с его-то весом! – нет, он другое сделал. Как и прежде, когда он, не задумываясь, отвешивал тумака взбесившемуся мечу или околдованному учителю, не задумался он и теперь. Он размахнулся, сколько места хватило, и дал брезгливо подобравшейся каменной губе здоровенного пинка.
– Получай, сво… – выкрикнул он… а больше ничего крикнуть не успел.
Слишком уж быстро тело его взялось камнем.
Мускулы его взбугрила нечеловеческая боль, жилы неистово вспухали, пытаясь протолкнуть ненужную уже кровь вдоль окаменевших мышц – и тоже каменели, змеясь вокруг желваков, сведенных мучительной гранитной судорогой. Горло еще выгибалось в предсмертном усилии, но крик его – крик уже застыл, и злые слезы застыли, и даже ненависть его и отвага застыли и сделались маской на каменном лице.
Интай окаменел почти сразу, вдоха за два.
Но мне этих двух вдохов хватило. Пинок, нанесенный каменному рту, освободил меня. Как не бывало тумана, лишавшего меня воли и чувств – я ощущал явственно и резко. Словно сорвали присохшую к ране повязку, сорвали с кровью, с мясом, и обнаженная рана вновь истекает живой кровью… живой… я живой… а Интай – мертвый. И я даже отомстить за него не могу… нету у меня ничего, никакого оружия, ничегошеньки у меня нету, а губы вновь слегка приотомкнулись… ах ты, мразь… землей бы могильной тебя накормить, трупоеда, железом холодным…
Железом.
Рука моя рванула осколок меча со связки амулетов.
– Получай, сволочь! – зачем-то заорал я то, что не успел крикнуть Интай, и швырнул осколок прямо в приоткрывшийся рот, в уже начавшийся шепот.
Вы никогда не слышали, как визжит умирающий камень? Я тоже не слышал. Это невозможно услышать – разве что телом. Запредельный каменный шепот сменился визгом, он пронизывал мое тело насквозь, холодный, тяжелый и кремнисто острый. Чудовищный рот искривился такой зверской гримасой боли, что от него откололись кусочки… а вот еще… сквозь губы протолкнулась струйка пыли – слюна?.. кровь?.. рвота?..
Нижняя губа разломилась пополам, обрушилась грудой щебенки, но верхняя еще подергивалась, и песок продолжал неудержимо течь.
Меня так и вынесло наружу.
Я рухнул на траву и покатился, пытаясь подавить тошнотный спазм… помню, я молотил по земле руками и ногами… кажется, молотил… и внутри меня камень визжал и выл, визжал и выл… и таяла, таяла перед моим мысленным взором опустевшая оболочка, подмигивая напоследок подбитым глазом… и цепенел мертвым холодом Интай… и мерзкий визг старался разодрать мое сердце в клочья, но так и не разодрал… а потом он смолк, и все вокруг смолкло, и сделалось тихо.
И тишина эта слезами заструилась по моим щекам.
Я мог не стыдиться своих слез и не прятать их, потому что Интай их все равно уже не увидит. Он и вовсе ничего уже не увидит… зачем, зачем мы только встретились? Зачем я, на его беду, пожалел голодного мальчишку? Разве не могла милосердная судьба позволить нам разминуться… а теперь у него никакой судьбы уже не будет, ни милосердной, ни лихой… никакой… за что? Боги, за что? Эй, Боги – вы меня слышите?
Нет, конечно. Довольно с вас и той милости, что вы оказали. Довольно и того, что Оршану малыш не достался. Потому что Оршана больше не было. Я знал это твердо, вне намека на сомнение, я не только умом – всем телом своим знал, что Оршана нет. И не только здесь, а и вообще нигде. Совсем нет. Наверняка ведь Боги считали, что один каменный мальчишка – ничтожно малая плата за избавление от Пожирателя Душ.
Боги, может, и считали… а я – нет.
Потому что Богам невдомек, что значит “насовсем” и “никогда”. А я всего лишь человек, и я знаю, что это такое. Или я только думал, что знаю… я ведь думал, что Интай – последний мой ученик, а оказалось, это я у него последний учитель. И ведь ничему-то я его толком и не научил. Так, руками-ногами дрыгать. А когда действовать нужно, вся моя наука с непривычки девается невесть куда, и все равно он плюхи навешивает или пенделей дает… зато вовремя, а это само по себе дорогого стоит. Настолько вовремя, что впору в нем не талант бойца заподозрить, а совсем другой. Волшебное просто чутье на своевременность… а что, если и вправду? Тогда ему не у меня, ему у Кеану учиться следовало… при прочих Интаевых замашках – о-ох… могу себе представить: Мастер Магического Подзатыльника, прошу любить и жаловать… да, а ведь Кеану в такой просьбе не отказал бы. Ему и самому наверняка любопытно будет… вот как вернусь, непременно с ним переговорю…
А-а, проваль…
Как ни странно, никогда прежде я не думал о будущем. Слишком уж много забот наваливалось на меня в настоящем. Я всегда был здесь и сейчас. Пожалуй, иногда мне случалось подумать о прошлом, чтобы понять, отчего и как из него проистекло настоящее, но о будущем – ни разу.
А теперь я сидел и впервые в жизни думал о будущем.
О будущем, в котором не было Интая.
В котором я не стану просить Кеану принять Интая своим подмастерьем… странно – никогда прежде мне еще не доводилось передавать своих учеников в другие руки… Интай был бы первым… если бы не…
Будущее виделось мне ослепительно огромным… но во всем его просторе не было места для одного-единственного мальчишки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142