Джоанна РАСС
ЭТОЙ НОЧЬЮ У МОЕГО ОГНЯ


Карты Таро. Полная колода. Кто-то когда-то дал их мне - очень старые
и тяжелые. И повешенный почему-то выпадает очень уж часто - в три раза
чаще, чем следовало бы. А больше здесь ничего не двигается. В этом доме.
Неподвижность. Даже несмотря на то, что все мы мчимся сквозь ночь к Веге в
созвездии Лиры. Со скоростью в одну и четырнадцать сотых скорости звука.
Почти. За стенами дома - ветер и непроглядная тьма.
Л) пришел полчаса назад. Он пошевелили угли в очаге, потом вместе со
своими сапогами убрался в комнату. С того места, где я сижу, видно, как он
неуклюже развалился на топчане, и ноги его свешиваются на дощатый пол. И
больше никого. Похоже, Л) слушает. Часы на полке над очагом показывают
десять. Полустон-полухрап раздается над Л) - над его сапогами, над его
кожаной курткой. Я вижу, как запрокинулась его светловолосая голова, и я
переворачиваю Восходящее Солнце, Императрицу и Смерть. Повелитель - тот,
что заставляет мужчин плясать во тьме ночи, а потом убивает их - шумно
бьется в проводах, но этой ночью он не замечает Л). А Л) - тот сказал бы:
"Просто ветер". Похоже, Л) уснул. А мне кажется, это весьма серьезное дело
- мчаться сквозь пространство с такой скоростью, не имея ни малейшего
понятия о том, куда летишь.
Сегодня вечером мы были под водой. Но происходило нечто - и вода
разглаживала серебро оконных стекол. Теперь мы на поверхности, и я
раскладываю карты под тиканье часов, и в абсолютном безмолвии проходит
ночь. Вой ветра не слышен, ибо тон его слишком высок, но время от времени
порывы едва не заваливают дом. Я слушаю. Восходящее Солнце и Воскресение,
за ними следуют Вдова, Смерть, Повешенный, Алчность и снова - Воскресение.
Ныне такие карты используют лишь для гадания. Тихо-тихо, так, чтобы не
скрипнула ни одна половица, я подхожу к Л) и коротким движением встряхиваю
его, и тотчас же убираю руки прочь. Он вскидывается и глядит тупо сквозь
путаницу упавших на лицо светлых волос. Такой большой-большой и красивый
мужчина.
- Там снаружи кто-то есть, - говорю я.
Л) глядит. Соображает. Его женщина говорит, что кто-то есть снаружи.
Он встает. Сколько всего происходит и все - в одну ночь! Я следую за ним
по пятам, и выглядываю из-за его широкой спины, и учтиво отступаю в
сторону, приглашая старика войти. Однако, Л) это не нравится. Я бросаю на
него взгляд, косой взгляд, ясный, даже слишком ясный взгляд, похожий на
те, которые бросают существа под листьями. Почему бы нам его не впустить?
Прояви благородство - позволь ему войти, пусть входит. И Л) отодвигается -
громадный, словно башня - нехотя и небрежно. Действительно, почему бы не
впустить? Старого. Сгорбленного. И тот входит, с трудом переставляя ноги и
шаркая подошвами. Л) недоволен. Интересно, откуда он взялся? Загадка. А Л)
не любит загадок и тайн. Ничего не имею против старика - о, сколько всего
происходит за одну ночь! - у него черепашья шея, и кожа его покрыта
пятнами, будто солнце никогда не касалось ее своими лучами. Старая
черепаха шаркает на кухню. Этой ночью, у моего огня. Под моими часами, за
моим столом, на моих стульях.
- Накорми его, - говорит мой муж.
Я подчиняюсь. В моем очаге скрыта опасность. И в проводах на стене -
тоже опасность. Плохо. Очень плохо. Но снаружи, за стенами дома, еще хуже.
В два, в три, во много-много раз. Я слежу за тем, как старик ест. Мне
интересно. Мне интересно все. Я слежу за Л). Я смотрю на его покатые
плечи, на его руки, на его мускулистые бедра. Всему, я полагаю, есть свои
причины. Л) уходит в комнату. Я остаюсь наедине со стариком. Я начинаю
раскладывать карты. Старик берет одну:
- Что это?
- Это? Это - Смерть.
- А это что?
- Воскресение.
Я пытаюсь продолжить расклад, но он хочет забрать все. Зловредный
старик. Я жалуюсь. Л) говорит, чтобы я оставила карты в покое. Оттуда, из
комнаты. Изнутри. Издалека. Но я не возражаю. Я отдаю все будущее прямо в
руки старику. Мы продолжаем в том же сумасшедшем темпе. Дом гудит. Старик
уже сбросил на пол все мои карты; он смахнул их со стола с воплем:
- Я хочу! Хочу! Хочу!
Он вопит и трясется, словно совсем обезумев.
Я собираю карты. Медленно, спокойно и даже добродушно. Я объясняю
старику, что карты символизируют мир. И что мир соткан из сплетений
противодействующих сил. И что Земля вращается вокруг Солнца. А Вселенная
разлетается в бесконечность. Подобно ныряльщику, парящему в неподвижной
водной толще, я огибаю стол, и карты проплывают перед стариком: Смерть,
Смерть, Смерть. И мне известно, мне прекрасно известно, как это делается.
- Знаешь ли ты, старик, что означает это? - говорю я. - Это означает
Смерть.
- Знаешь ли ты, старик, что означает это? - говорю я. - Это означает
Смерть.
- А вот это - означает Забвение, - говорю я. - Вот - Воскресение во
Славе, а вот - Сила, а вот - Добродетель.
Поздно ночью предметы зачастую исчезают и превращаются в силу. Они
становятся энергетическими полями. Мой большой белый сундук - дьявольский;
он клацает, скрипит, грохочет. Моя нарядная скатерть ниспадает в пустоту.
Мои карты, дивно притягательные, они переливаются красным, зеленым,
желтым, синим. Старик наблюдает за мной. Он знает. О, как он глядит! И как
знает! Обращаясь к людям, я всегда говорю "дорогой, дорогая". Ведьмы,
таким образом, женщины домашние, и потому я гадаю ему, а мой мужчина спит
в соседней комнате, а Земля вращается вокруг Солнца, Солнце - вокруг
далекой звезды.
1 2