Я еще подумала: вот глупость-то — к посадке готов, а сам еще на земле. Он попытался было взять мою корзинку, но у Хозяина и Ма руки были свободны, так что Хозяин взял на плечо ремень корзинки, в которой сидела Старуха-Кошка, а Ма схватила мою корзинку. Что там взяла Лютик, я не знаю — я была слишком занята, чтобы глядеть в ее сторону.
И мы пошли парами, совсем как на Воскресной Школьной Вечеринке, через весь Главный Зал Ожидания прямо в черноту — которой не оказалось! Конечно, она была бы, но ведь каждая лампочка в Шэнноне сияла. На взлетной полосе было целое море разноцветных огоньков. Другие огоньки длинными пальцами шарили по небу. Тут я взглянула вперед и увидела самолет. Ничего себе! Он был громадный, больше любого самолета, который я видела в аэропорту Дублина. Он показался мне таким большим, словно весь Гоут поставили на колеса. Мы поехали к нему; по мере того как мы приближались, он становился все больше и больше. У его передней части стояла лестница с боковинками, чтобы люди на земле не могли видеть то, что всегда видим мы, кошки (то есть, я хотела сказать, женщины).
Старик с корзинкой, в которой сидела Старуха-Кошка, начал медленно подниматься по этой лестнице, или как его там— трапу, что ли? Хорошо откормленный Начальник (Господи! Могу поклясться, что он действительно любит поесть!) поклонился так низко, что едва не сломался. А еще лучше откормленная Стюардесса, одетая в форму цвета морской волны с белым воротничком, приветствовала нас. Она не кланялась — все равно ее корсет не позволил бы ей сделать это. Все Стюардессы и Служанки носят корсеты — я знаю, я читала это в книге, которую Хозяин написал некоторое время тому назад. Короче, они провели нас в Салон Первого Класса, а потом ушли размещать на борту маленьких пассажиров — определить, где они находились, можно было по доносившемуся шуму.
Появилась светящаяся штука, сообщавшая, что мы не должны курить (кто-нибудь видел курящую кошку, а?) и что нам надо пристегнуть ремни. Так мы и сделали. Хозяин прижимал к себе свою корзинку, как будто там было нечто ценное. Ма крепко держала свою — она знала, там ведь я.
Громадная металлическая дверь с шумом захлопнулась, и весь самолет задрожал так, как будто он собирался развалиться на кусочки. Однако этого не произошло. Лайнер медленно двинулся через море огней. Толпы оставшихся снаружи людей махали нам. Они что-то кричали: были видны их широко раскрытые рты. Они были точь-в-точь как та рыба, которую мы однажды держали у себя в баке с водой.
Я уж подумала, что мы доехали почти до самой Америки, как вдруг все вокруг так загудело, что у меня заложило уши, а гул еще больше усилился. Я заорала Пилоту, чтобы он немедленно прекратил это, но он затеял такой грохот, что, конечно, не слышал моего голоса. Тут появилось ощущение дикой скорости — такой, что обед в моем желудке перемешался с ужином, — и мы поднялись в воздух. Наверное, Пилот попался неопытный: положив самолет на бок, он облетел вокруг Аэропорта, чтобы убедиться, взлетел ли он. Я увидела внизу множество огней, много всякой всячины, а потом там появилась вода, блестевшая под лунным светом.
— Э-эй! — я попыталась докричаться до Пилота. — Там же внизу вода! Если мы упадем, то наверняка утонем!
Очевидно, услышав меня, он наконец выровнял самолет и направил его на Америку.
Мы поднимались все выше и выше, вверх через разорванные облака, серебрившиеся под светом луны. Мы летели все быстрее, взбираясь все выше; взглянув в окно вниз, я увидела, что из-под крыла вырываются языки пламени. «Боже мой! — подумала я. —Им не удалось утопить нас, так они, чего доброго, постараются нас поджарить!» Я позвала Хозяина, но он сказал мне, что все о'кэй (это американцы так произносят «ол райт») и мне не стоит волноваться. Я выглянула вновь и увидела, что некоторые трубки в моторе раскалились добела, совсем как мои нервы. Наверное, Пилот угадал мои мысли, потому что он начал говорить прямо с потолка; в своей речи он объяснил, что, мол, не волнуйтесь, мы всегда немножко горим, когда набираем высоту.
Подошла толстая Стюардесса. Я не разобрала, что она говорит, поскольку меня испугал треск, с которым она нагнулась к нам. «Да, ее одежда не выдержит», — подумала я. По Первому Классу разгуливало несколько глупых Янки. Если не считать этих жирных, мы сидели одни. Мы поднялись на высоту около тридцати тысяч футов, или около этого (думаю, что это совсем близко от Рая), затем самолет выровнялся, и мы поплыли среди звезд.
— Я дам Ку таблетку, — сказала Ма и засунула мне в губы какую-то гадость прежде, чем я или Старик могли возразить.
Мигнув от неожиданности, я глотнула. Некоторое время ничего не происходило, затем я почувствовала, как по моему телу разливается неописуемая легкость. Желание петь стало совершенно непреодолимым. Слушайте! Я действительно стала как пьяная! Наши Старики злились все больше и больше, а мне становилось все лучше.
Примечание для любителей кошек: после Старик разузнал в Детройтском Зоопарке, что транквилизаторы оказывают на кошек совсем иное действие. МЫ ПРОСТО ПЬЯНЕЕМ ОТ ЭТОГО! Парень из Зоопарка сказал, что однажды, так же как и Хозяин, имел дело с опьяневшим котом. Пока лекарство действовало, все было замечательно. Во всяком случае, я свое дело сделала и передаю все дела Старухе-Кошке, поскольку это ее конек.
Самолет гудел, ежечасно преодолевая сотни миль. Постепенно огни слабели, пока вовсе не исчезли. Их сменил зыбкий голубоватый свет. Мисс Ку лежала в своей корзинке, тихо хихикая сама с собой. Из корзинки то и дело вырывался сдавленный смешок. Наконец мое любопытство победило, и я не выдержала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70