- Вы возненавидели людей, которых любили, а вместе с ними
возненавидели все человечество, - говорю я ему.
- Зачем преувеличивать? - устало отвечает американец. - Никого я не
возненавидел. А к тем двоим испытываю нечто вроде благодарности за то, что
отрезвили меня.
- Но ведь они жестоко ранили вас.
- Раны пустяковые.
- Да, но зато они постоянно болят.
- Особенно не чувствую, чтобы они болели. В какой-то мере напоминает
застарелый ревматизм - дает о себе знать, как только начинает портиться
погода.
Он смотрит на часы.
- Ну что ж, не пора ли по домам?
"По домам, не по домам, а банки уже закрыты", - отвечаю про себя,
поднимаясь со скамейки.
Мы опять идем по дорожке, но на сей раз к стоящей за рестораном
машине.
- Все это не столь важно, - поводит итог Сеймур, - важнее другое:
понять, как непригляден этот мир людей-насекомых, и почувствовать себя
свободным от всех его вздорных законов, норм и предписаний. Свободным,
Майкл, совершенно свободным, понимаете?
- Неужели вы считаете себя совершенно свободным?
- Да! В пределах возможного, конечно.
- Вы хотите сказать, что теперь свободны и от бюро расследований, и
от разведывательного управления?
- О нет! Я не собираюсь говорить больше того, что уже сказал! -
отвечает Сеймур и неожиданно смеется чуть хриплым смехом.

6
Мне совсем не до научных исследований, но ничего не поделаешь; в
целях легализации и следующий день приходится начать с науки. Опять
наведываюсь в священный храм - Королевскую библиотеку - и даже беру на дом
книгу "Миф и информация" некоего Уильяма Т.Сеймура. Затем, выскользнув на
улицу уже знакомым путем, сажусь в первое попавшееся такси.
Пока машина летит к центру, я бегло листаю книгу Уильяма Т.Сеймура,
чтобы убедиться, что в ней отражены знакомые мне идеи. Труд выдержан в
строго научном стиле, но строгость эта и, пожалуй, сухость скорее
подчеркивают мизантропическое звучание этих идей.
Выйдя из машины в заранее намеченном пункте, я без промедления
впрягаюсь в банковские операции. В это утро ветер сильнее обычного, и в
нем уже ощущается холодное дыхание осени. В данный момент это природное
явление для меня не помеха, напротив, попутный, почти ураганный ветер лишь
ускоряет мой стремительный бег от банка к банку.
Давать подробное описание моих визитов в эти солидные учреждения
означало бы без конца варьировать уже знакомые две фразы. Мою, выражающую
желание внести какую-то сумму на счет господина Тодора, и банковского
чиновника, выражающего недоумение по поводу того, что я ищу какого-то
несуществующего Тодора. Несуществующего - что правда, то правда. И все
же...
Единственное утешение - проверка идет довольно быстро. Перебрасываюсь
на такси в другой, более отдаленный квартал, потом в третий. Список
неисследованных учреждений становится все меньше, а тень сомнения в моей
голове все больше сгущается. Быть может, я иду по следу человека, которого
давно нет в живых? А может, человек этот, живой и здоровый, находится
где-то очень далеко от этого города ветров?
Вхожу в какой-то третьеразрядный банк. Помещение не слишком
респектабельное: вместо мраморных плит - обыкновенный дощатый пол,
почерневший от мастики, вместо бронзовых люстр - засиженные мухами шары,
излучающие слабый свет в полумраке хмурого зала. Подхожу к окошку, где
принимают вклады, и произношу свою обычную фразу. Чиновник, не вставая с
места, выдвигает ящик с карточками. Клиентура этого банка, очевидно, столь
немногочисленна, что картотека легко вместилась в один ящик.
Чиновник выхватывает новую зеленую картонку, подносит ее к очкам,
потом смотрит поверх очков на меня и сообщает:
- У нас есть Тодороф, а не Тодор...
- Проживающий на Риесгаде, двадцать два, не так ли?
- Нет. На Нёрезёгаде, тридцать пять, - отвечает чиновник, еще раз
кинув взгляд на картонку.
- Значит, не он. Извините, - бормочу я.
И тотчас же иду искать такси.
Нёрезёгаде - это нечто вроде набережной, тянущейся вдоль
искусственных озер. Машина останавливается возле указанного перекрестка,
то есть домов за десять от нужного места. Когда же я добираюсь пешком до
N_35, меня как громом поразило - оказывается, этим номером отмечено
большущее шестиэтажное здание. Шесть этажей, по три или четыре квартиры на
каждом - ступай ищи в этом лабиринте интересующего тебя Тодорофа!
Войдя в подъезд, наспех просматриваю надписи на почтовых ящиках,
чтобы удостовериться в том, что мне заранее известно: фамилия "Тодоров"
отсутствует среди них. Зато на стене висит небольшое объявление, что
сдается квартира. В настоящий момент в квартире я не нуждаюсь, но
объявление все же пригодилось. Позади меня вдруг слышится чей-то голос:
- Вы кого-то ищете?
Это портье, высунувшийся из своей клетушки. Как у всякого серьезного
портье, у него хмурая физиономия и недоверчивый взгляд. Но одари он меня
лучезарной улыбкой, я и тогда едва ли стал ему рассказывать, что меня сюда
привело. Портье, как известно, работают на полицию, что же касается этого,
то он, возможно, снабжает информацией и еще какое-нибудь ведомство.
- У вас тут сдается квартира, - говорю без тени дружелюбия, потому
что чем любезнее ты относишься к подобным скотам, тем они становятся
подозрительней.
- Есть одна свободная, - неохотно сообщает портье. - Но господин
Мадсен унес ключ, и я не могу вам открыть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93