Может быть, вся наша трагедия именно в том, что мы становимся нормальными, чуткими, только когда у нас подскакивает температура?…
Звонит телефон. Подняв трубку, я слышу голос моего знакомого из милиции.
– Можешь успокоить свою приятельницу, – говорит он. – Компания уже под следствием. А чтобы они возместили стоимость перстня, ее мать должна предъявить иск.
Пусть предъявляет. Если ей больше делать нечего. Поблагодарив, я кладу трубку, почему-то не испытывая и тени радости от победы. От победы? От чье»! же? Во всяком случае, не моей. «Живи, пускай умирают другие» – был такой фильм, но не по моему сценарию. У нас с Петко сценарии были иные. Но теперь и их нет. Так что мне не остается ничего другого, кроме как заняться читательскими письмами.

Лиза купила себе два весенних платья и примеряет их одно за другим, чтобы решить, какое надеть вечером – Владо пригласил ее в ресторан.
– Ну и как? – спрашивает она, медленно поворачиваясь на пороге чулана.
«Мне кажется, эти пионы слишком вызывающе цветут на вашей заднице», – надо было бы ответить. Но я ограничиваюсь более скромным замечанием:
– Пожалуй, надо снять поясок,
– Но он подчеркивает талию, – твердит Лиза, осматривая себя в сонных, застывших водах облезлого зеркала.
– И чересчур подчеркивает то , что ниже талии.
– Какая же это мука – быть нестандартной! – вздыхает она, снимая поясок.
– Так лучше, – бубню я.
– Ну разве я такая прямоугольная, Тони? У меня есть талия.
– Вот и радуйтесь.
– Да, но так она не заметна.
– Наденьте-ка другое платье, – говорю я, чтобы прекратить спор.
Лиза уходит в чулан, затем снова появляется, на сей раз в одной комбинации.
– Другое вообще без пояса…
– Тем лучше. Надевайте его. Впрочем, если хотите знать мое мнение, вам лучше всего в таком вот наряде, как сейчас.
– Как вам не стыдно!
– Постойте-ка, – говорю я. – Поднимите руки и сложите их на затылке.
– Что еще за фокусы?
– Сложите, сложите, я вам объясню.
Она послушно принимает предложенную мною позу.
– Да, – киваю я. – Так действительно лучше всего. Так вы похожи на голых женщин, которых я видел в одной книге, когда был маленьким. Вы же знаете, детские воспоминания – вещь опасная…
– Тони, что это с вами? – спрашивает Лиза и, опустив руки, озадаченно глядит на меня, словно желая удостовериться, не болен ли я случайно.
– Нет-нет, я не болен, – говорю я. – Просто я пытаюсь оценить ваши сильные и слабые стороны.
– Слабых сторон у меня нет, – тихо говорит Лиза. – Ищите слабые стороны у ваших любимиц.
– Но вы же сами сказали, что Беба похожа на вас, – напоминаю я.
– Ее Бебой зовут? Я не ее имею в виду, а ту, что на фотографии.
– На какой фотографии?
– А на той, что валяется вон там, среди газет.
Бедная Бистра. Если бы она знала, что ее фотокарточка валяется в куче старых газет.
– Она вам не нравится? – спрашиваю я. – Конечно, она не похожа на ту кошку из журнала, но все-таки…
– Обе они одинаково голые и одинаково бесстыжие. Но, может, такие именно вам и нравятся.
– Это не мой вкус. Это моя жена, – говорю я Лизе. – Точнее, бывшая.
– Тогда извините.
«Бывшая! – слышишь? – повторяю я про себя. – И зачем извиняться?»
Лиза снова ненадолго исчезает в чулане.
– А теперь как?
На этот раз она являет собой образец элегантности. Может быть, она чуть полновата, но не лишена очарования. Зимние туфли заменены гораздо более легкими и приличными. И я вдруг думаю, как хороши ее темные кудри и звучная зелень черешен в серьгах. От любви люди хорошеют.
Лиза снова неторопливо поворачивается. На этот раз не пионы меня смущают, а какие-то серые и белые разводы, которые, по моему разумению, больше годятся для гардин.
– Недурно, – констатирую я. – По много ли значит мое мнение? Посоветуйтесь с Владо.
– Зачем мне советоваться с ним? – возражает Лиза. – Пускай Владо принимает меня такой, какая я есть.
– Что ж, пускай. Переселяйтесь к нему – и дело с концом.
– Но сперва мы должны расписаться.
«Бережете девичью честь? Что ж, похвально», – мысленно одобряю я ее. А вслух говорю:
– Но ведь он уже добился разрешения на комнату Несторова.
– Вот этого я ему никогда не прощу, – хмурится Лиза. – Не успел человек умереть, а он уже побежал требовать его комнату.
– Если он чуток if поторопился, это ничего не меняет, – говорю я. – Не может комната вечно числиться за покойником.
– Этого я ему не прощу, – повторяет Лиза. – Мне даже трудно себе представить, как я буду вселяться в комнату бедного Несторова.
– Это уже не его комната, – напоминаю я ей. А так как Лиза продолжает позировать, я добавляю: – Ни за что бы не подумал, что вы так суетны.
– Да разве это суетность – желание понравиться?
– Думаю, что да.
– А разве не суетность, что вы напрочь не желаете нравиться и даже стараетесь произвести дурное впечатление?
– Над этим я не ломал голову, но не исключено, что и это суетность. Мужская суетность более неприятна, чем женская. Она скрытая.
– А вот Владо суетностью не отличается, – говорит Лиза, усаживаясь в кресло.
В самом деле, как идут ей новые туфельки, новое нарядное платье.
– И Петко не свойственна суетность, – отмечаю я, но Лиза не поддерживает этой темы. Тогда я перевожу разговор: – Владо не злится, что вы все еще живете у меня?
– Представьте себе, нет! Он, наверное, не ревнивый.
То, что он не ревнив, начинает меня задевать. Ранит мое самолюбие. Будь это не Лиза, а какая-нибудь Бистра, я бы ему наставил такие рога, что он запомнил бы меня на всю жизнь.
– И в самом деле странно, что ему все равно, – тихо, словно сам с собой, рассуждаю я.
– Это вас злит, как я вижу? – спрашивает Лиза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133