Теперь, когда семья переживает трудные времена, Ларри больше не связывает с ней свое будущее. Октавия приготовилась встретить его как бесстыдного изменника и не оставить у него и у его девчонки ни малейших сомнений насчет ее места в их семье.Тетушка Лоуке терпеливо ждала. Она искренне радовалась возможности присутствовать на таком отменном спектакле.Сперва над лестницей появилась черная шевелюра Ларри, потом — его красивая физиономия. Девушка почти потерялась за его спиной. На губах Ларри играла смущенная усмешка, очаровавшая присутствующих: ему при его неизменной самоуверенности был весьма к лицу налет чуждой ему робости.Мать ждала его с вроде бы радушной улыбкой, в которой читалась презрительная снисходительность.— Мама, сестра, познакомьтесь с моей женой, — поспешно проговорил Ларри. Из-за его спины выглянула тоненькая девушка. — Лу, это моя мать и сестра Октавия.Мать обняла девушку и пригласила ее сесть. При виде этого прекрасного, но худенького и бледного личика с огромными карими глазами и еще не оформившейся фигурки Октавия прониклась к ней жалостью. Да она дитя, ей ни за что не справиться с Ларри, она не представляет, на какую жизнь обречена! Глядя на брата, его сильный торс и блестящие черные волосы, зная о его романтической уверенности в своих силах, она жалела и его: теперь его мечтам положен конец, жизнь его подошла к концу, не успев начаться. Она вспомнила, как он гарцевал по Десятой на своей черной лошади, выбивающей копытами искры из булыжника и стальных рельс, как разглагольствовал о своем будущем, словно ему была предначертана необыкновенная судьба. Она поняла, что его добродетельность, — он рано начал трудиться, чтобы помогать матери, рано бросил школу, не подготовился к борьбе за жизнь, — оставила его безоружным перед лицом судьбы. Теперь пойдут дети, и годы промчатся так же быстро, как лошадь под мостом, и он оглянуться не успеет, как минет добрая половина жизни. А ведь это — Ларри, ему свойственно витать в облаках Когда они были детьми, она его очень любила, и сейчас ее пронзила жалость, заставившая ее смилостивиться над его женой, этим ребенком. Она чмокнула Ларри в щеку и обняла золовку, почувствовав, как та сжалась от испуга.Все уселись за праздничный стол, на котором не было ничего, кроме кофе и булочек, и договорились, что супружеская пара станет ночевать у них в квартире, пока не освободится квартира этажом ниже.Ларри оживился и радостно затараторил. Все шло как нельзя лучше, и он снова обрел уверенность. Но тут Луиза закрыла лицо руками и пробормотала сквозь рыдания:— Мне надо пойти домой и сказать обо всем матери.Лючия Санта встала и решительно произнесла:— Пойдем вместе. Надо ведь нам познакомиться, раз мы теперь родственники.Ларри предпочел остаться в стороне.— Слушай, ма, — сказал он, — мне сегодня идти в ночную смену. Ступайте туда с Лу, а я зайду к ним завтра.Новобрачная взглянула на него с удивлением и испугом. Октавия сердито отрезала:— Черта с два, Ларри! Брачная ночь — вполне уважительная причина, чтобы хоть раз не ходить на работу. Ты как миленький пойдешь с матерью и Луизой к ее родителям. Нечего сразу оставлять жену одну!Луиза смотрела на нее, широко раскрыв глаза, словно услыхала богохульство. Ларри со смехом ответил:— Ладно, сестренка, брось создавать проблему.Хочешь, чтобы я пошел, Лу? — Девушка кивнула. Он покровительственно положил руку ей на плечо и сказал:— Тогда я пойду.— Спасибо, Ларри, — пискнула девушка.Октавия расхохоталась. К ее удивлению, мать бросила на нее угрожающий взгляд; разве не ей, матери, надлежало призвать Ларри к порядку? Но тут мать обратилась к Ларри с такими словами:— Думаю, лучше тебе пойти с нами, Ларри.Теперь Октавия сообразила, что происходит: мать примеряет новую роль! Она уже не считает себя властительницей над старшим сыном, она словно бы вырывает его из собственного сердца — не гневаясь, без злого умысла, не от недостатка любви, а просто потому, что так будет проще собраться с силами и взвалить на плечи привычную ношу, прибавившую в весе. Дождавшись, пока все уйдут, Октавия, чтобы отвлечься от печальных мыслей, взялась за утюг и перегладила все оставшееся белье; она больше ни разу не открыла книгу.Жизнь ребенка всегда переполнена неожиданностями. Поэтому Джино ни капельки не удивился, когда на следующее утро увидел на подушке брата черноволосую девичью головку. Тихо стоя над ними в своем плохоньком зимнем белье, Джино внимательно рассматривал их лица. Оба были мертвенно-бледны после сна в холодной квартире, оба казались беззащитными в своей страшной обессиленности, глубоком забытьи; они словно приготовились к смерти, если уже не умерли. У обоих были черные как смоль волосы, всклокоченные и переплетающиеся, заслоняющие лица. Через некоторое время Ларри пошевелился; жизненная сила стала возвращаться в его тело, от прихлынувшей к лицу крови порозовели щеки. Густые черные брови задвигались, черные глаза открылись и сверкнули. Ларри отодвинулся на край подушки, чтобы его волосы не переплетались с волосами жены; теперь он снова был сам по себе. Увидев рассматривающего его Джино, он осклабился.Винни тем временем успел содрать с молочной бутылки крышечку: дюймовый слой замерзших наверху сливок был наградой тому, кто раньше встанет. Джино попытался открыть вторую бутылку, однако мать легонько кольнула его в руку острием ножа.Джино побрел одеваться. Брат Ларри уже полусидел в кровати и затягивался сигаретой; девушка по-прежнему спала, повернувшись худенькой спиной ко всему остальному миру. Беленькие бретельки ночной рубашки подчеркивали худобу ее лопаток, торчавших на манер цыплячьих крылышек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98