Она встала, подошла к двери, где он оставил свой чемодан, словно сомневался, сможет ли остаться, и оттащила его в дальний угол комнаты. Потом она наскоро зажарила ему омлет.Когда она наклонилась, подавая ему еду, он чмокнул ее в щеку, и она приняла поцелуй. Эти двое предали друг друга и этим поцелуем давали обещание не помышлять о мести.Все трое мирно хлебали кофе. Тетушка Лоуке спросила:— Тебе понравилось работать на земле? Работа, настоящая работа — самое лучшее дело для мужчины. В Италии люди трудятся по шестнадцать часов в день и не знают болезней. Нет, ты отлично выглядишь! Значит, земля пошла тебе на пользу.Отец семейства кивнул. Он был вежлив.— Все было хорошо, — сказал он.Двое малышей, Сал и малютка Лена, пришли из дальней комнаты, где только что играли. Увидав Своего отца, они остановились, взявшись за руки, и уставились на него.— Ну-ка, поцелуйте отца! — прикрикнула на них тетушка Лоуке.Однако отец смотрел на детей с прежним выражением безнадежности, потерянности, словно стараясь вспомнить, как он любил их, и одновременно страшась чего-то. Когда они подошли к нему, он нагнулся и с трогательной нежностью поцеловал их в лобики Однако стоило ему поднять голову — и жена с прежней тревогой заметила, какой у него затравленный взгляд Отец вытащил из кармана два бумажных пакетика с конфетами и вручил детям. Они плюхнулись на пол и тут же, возясь у отцовских ног, как котята, стали изучать содержимое коричневых кульков. Он снова принялся за кофе, словно забыв о них, не делая больше попыток их приласкать.Тетушка Лоуке тихонько вышла. Когда дверь за ней затворилась, отец извлек из кармана комок из купюр, отделил от него две, а остальные отдал Лючии Санте. Сто долларов!Лючия Санта не знала, что сказать.— Возможно, ты правильно поступил. Ты лучше выглядишь. Как ты себя чувствуешь, Фрэнк? — В ее голосе слышалась забота и тревога.— Лучше, — ответил муж. — А то я совсем было занемог. Мне не хотелось скандала перед уходом, поэтому я тебе ничего не сказал Шум в городе, шум в доме… У меня постоянно болела голова Там было, по крайней мере, спокойно. Днем я много работал, а ночью спал без сновидений О чем еще мечтать человеку?Оба помолчали. Наконец он произнес, словно извиняясь:— Здесь не так уж много денег, но это все, что я заработал. На себя я не истратил ни единого цента.Хозяин дал мне чемодан, одежду, он кормил меня.Это все же лучше, чем торчать здесь и мыть твою лестницу.Мать спокойно и примирительно ответила:— Нет, это большие деньги. — Однако она не удержалась, чтобы не присовокупить:— Лестницу за тебя мыл Джино.Она думала, что он вспылит, однако Фрэнк только кивнул и произнес рассудительным тоном, без всякой иронии:— Дети должны страдать за грехи отцов.Такие слова мог сказать только усердный прихожанин, истовый христианин. В подтверждение ее догадки он извлек из нагрудного кармана маленькую Библию с красным обрезом.— Видишь? — молвил он. — В этой книге — вся правда, а я даже не могу ее прочесть. Вот придет из школы Джино — он мне почитает. Тут отмечены нужные места.Мать пристально смотрела на него.— Ты, наверное, устал, — произнесла она. — Иди ляг, поспи. Я выгоню детей поиграть на улице.Когда он разделся и лег, она принесла ему мокрое полотенце, чтобы он обтер лицо и руки. Он не проявил намерения овладеть ею, не выказал желания близости; когда он, закрыв глаза, откинулся на постель, ей показалось, что он не хочет видеть мир, в который вернулся. Лючия Санта заподозрила, что за обличьем благополучия и здоровья скрывается какой-то чудовищный недуг. Глядя на него спящего, она чувствовала странную жалость к этому человеку, которого когда-то любила и который столько лет был ее мужем. Теперь ей казалось, что каждый день, нет, каждую минуту, каждую секунду она все разматывает и разматывает клубок его судьбы, словно он — ее пленник, умирающий в одиночной камере.Она была тюремщицей поневоле: она не преследовала его, не выносила приговора, не бросала его за решетку. Но она не могла выпустить его на свободу.Присев рядом с ним на кровать, Лючия Санта положила руку ему на голову. Он уже спал. Она еще какое-то время посидела с ним рядом, радуясь, что остальное семейство, вернувшись домой, застанет его спящим и что Октавия, Ларри, Джино и Винни впервые в жизни увидят его беззащитным и — кто знает — возможно, пожалеют его.Вечером, когда семья уже сидела за столом, отец встал с кровати и присоединился к остальным. Приветствие Октавии было коротким и холодным. Ларри же, напротив, обрадовался и вскричал с несомненной искренностью:— Ты отлично выглядишь, пап! Нам тебя здорово не хватало.Джино и Винсент с любопытством рассматривали отца. Тот спросил Джино:— Ты хорошо вел себя с матерью в мое отсутствие?Джино кивнул. Отец сел и, словно спохватившись, вытащил из кармана две долларовые купюры и молча вручил их Джино и Винсенту.Октавии не понравилось, что он не спросил о поведении у Винсента. Она хорошо понимала Винсента и знала, что он уязвлен и что доллар дела не поправит. Она сердилась еще больше, потому что сообразила, что отчим поступил так без всякого умысла.Неожиданно отец сказал нечто такое, что повергло всех за столом в изумление:— Сегодня ко мне зайдут друзья.Раньше он никогда не приводил в дом друзей, словно знал или чувствовал, что здесь на самом деле не его родной дом, что ему никогда не бывать главой семьи. К нему даже ни разу не наведывались приятели-картежники, чтобы пропустить по стаканчику вина. Ларри в этот вечер выходил на работу, Октавия же решила остаться дома, чтобы посмотреть, что это за люди, и оказать матери поддержку, если они окажутся союзниками отчима в его противостоянии семье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98