Жил Ваня Праздников на северо-восточном конце Москвы, у Преображенской заставы, на Русаковской набережной, в высоком фабричном доме. По весне, когда Яуза выходила из берегов и затопляла первые этажи, на улицу выбирались через чердак, к которому тогда прилаживались необычайно высокие и продолжительные мостки. Старики в ту пору из дома вовсе не выходили, а Ваня даже с удовольствием проделал заковыристый этот путь и около восьми уже дожидался трамвая на остановке.
До кооперативного техникума, который располагался в самом центре Москвы, между Рождественкой и Неглинной, ему нужно было ехать на двух трамваях. Характерная особенность этой езды состояла в том, что во всякое время дня в вагонах было не протолкнуться и пассажиры частенько свисали гроздьями из дверей, а то путешествовали, примостившись на буферах, и это называлось прокатиться "на колбасе". Почти полтора часа ежедневной езды Ваня Праздников таким образом убивал: то он читал газету от выходных данных до состава редакционной коллегии, то долбил по учебнику эсперанто, а то он мечтал о том, как они поженятся с Соней Понарошкиной, или что при коммунизме пиво по трубам пойдет в дома непосредственно с Бадаевского завода. Но утром 28 апреля Ване положительно не мечталось, к тому же что-то припозднилась его "Комсомолка", и ему было нечего читать. От безделья Иван обозревал пассажиров и, в частности, заприметил странную женщину восточной наружности в платье из темно-зеленого подкладочного шелка, которая смотрела как бы вовнутрь себя, а также парня вороватого вида, державшего во рту погасшую папиросу, потом Ваня стал прислушиваться к разговорам своих соседей и, в частности, напал на такой отрывок:
- ...даже по винно-водочной линии, - один мужик говорил другому, царизм соблюдал свою антинародную подоплеку. Скажем, для бедных слоев существовала "смирновка" сорокового номера, по восемнадцать копеек штука, а на утеху буржуазии шел двадцать первый номер, это уже по рублю с полтиной.
- Про царизм, - говорил другой, - мы с тобой впоследствии потолкуем. Ты мне лучше скажи, почему у нас пиво повсеместно недоливают? Ведь это, если подойти с классовой точки зрения, получается саботаж!..
Приключений в дороге не было никаких, если не считать, что у Красных ворот водитель трамвая самочинно перевел стрелку в непоказанном направлении и чуть было не увел свой вагон с маршрута. Передние пассажиры ему кричали:
- Что же ты делаешь, собака, белобандит?! Ты куда таращишься ехать, сволочь?!
Водитель повздыхал и вернул стрелку обратно, но с таким выражением на лице, как будто у него отняли что-то из нажитого имущества, - видно, ему очень было нужно свернуть с маршрута, может быть, у него где-то жена рожала или он дома окурок не затушил.
Ваня сошел с трамвая на остановке "Театральный проезд" и спешным шагом тронулся по Неглинной; вокруг него кружились тысячи торопящихся пешеходов, на которых нерадостно было смотреть, ибо Москва давно уже стала городом некрасивых людей с веселыми и уверенными глазами.
В вестибюле кооперативного техникума, занимавшего одну древнюю церковь, построенную при первых Романовых, и еще несколько неказистых строений, Ваня Праздников столкнулся со своим закадычным другом Сашкой Завизионом, который стоял, опершись о стену, и читал "Происхождение видов"; на Сашке были парусиновые сапоги, матроска без гюйса и бархатная татарская тюбетейка.
- Слушай, черт! - сказал ему Ваня, сверкнув глазами. - Мне сегодня пришла потрясающая идея: а что, если в голове у Ленина, который будет стоять на Дворце Советов, разместится библиотека?!
Сашка сказал, заложив предварительно книгу пальцем:
- Идея хорошая, спору нет.
- А чего так скучно, или ты не приветствуешь мою мысль?
- Нет, почему, я вполне приветствую твою мысль, только у меня своих девать некуда, я даже не знаю, кому писать.
- Тогда приведи пример.
- Ну вот, например, последняя моя мысль: я считаю, что при социализме половые отношения между мужчиной и женщиной должны быть исключены. Понимаешь, наступила новая эра в истории человечества, начинается совершенно новая жизнь, зарождается пролетарское искусство, складывается возвышенная мораль... ну, одним словом, все новое, а мужчина и женщина по-прежнему скотски размножаются, как в допотопные времена.
- Что же ты конкретно предлагаешь? - в некоторой растерянности спросил Ваня.
- Я предлагаю ввести искусственное осеменение женщин, что будет полностью соответствовать девственной чистоте коммунистической идеи, а также нашим помыслам и делам. А то ведь действительно скотство получается: воспроизводим себе подобных, как какие-нибудь безмозглые жеребцы... Ты хоть видел, как это делается в быту?
- Чего не видел, того не видел, - простодушно признался Ваня.
- А я, понимаешь, видел, потому что меня от родителей отделяет дырявая занавеска. Ну что тебе сказать: хлев... Так вот, с одной стороны, народ тянется к светлому идеалу, а по детородной линии он все еще находится на стадии червяка. И, конечно, мы, коммунистически настроенная молодежь, не можем мириться с этим противоречием, да вот какая незадача - не знаю, куда писать.
Ваня сказал:
- Я тоже не знаю, куда писать. Такая гениальная идея - это я опять же насчет библиотеки, - а кому о ней сообщить, это покрыто мраком. Может, в ОГПУ?
- Может, и в ОГПУ, - согласился Сашка Завизион. - Я вообще так считаю: если не знаешь, куда обратиться, то обращайся в ОГПУ.
Тут прозвенел звонок - электрический звонок, новинка, только что появившаяся в Москве, - и парни направились в 26-ю аудиторию на лекцию по бухгалтерскому учету. По дороге в аудиторию Ваня Праздников искал глазами Соню Понарошкину, и когда углядел милый затылок и дорогие востренькие лопатки, на душе у него что-то заныло, но по-хорошему, как бывает от грустной песни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26