- Пускай даже в России каждое восемнадцатое изделие функционирует, сказал он, - все равно эта страна противопоказана для жизни и всячески враждебна по отношению к человеку, - тут ты, Сережа, прав. Только беда не в климате, а в чем-то другом, чего нам не дано понять. Ведь наш брат, русак, такой кудесник, что посели его, положим, на острове Цейлон, который Чехов, между прочим, называл земным раем, он через три года превратит этот остров в какую-нибудь сольвычегодскую чепуху. Видимо, русский человек чувствует себя хорошо, только когда чувствует себя плохо. Видимо, конструкция души у него чересчур сложная, привередливая и оттого, как правило, не в порядке, а поскольку всякая вещь ищет гармонии с внешним миром, то и русаку подавай разбитые дороги, страховидные жилища, писателя Достоевского и какого-нибудь монстра во главе государства, который гонял бы нацию в хвост и в гриву. Ну, всегда было в России плохо, а это навевает, - скажи, Сережа?! И при царе было плохо, и при большевиках плохо, и при демократах опять же плохо. Впрочем, нет; при большевиках было как раз хорошо, я даже думаю, что это самая счастливая пора в истории нашей народной жизни, несмотря на красный террор, страшную войну, рахитичную экономику и небывалое засилие дураков...
- Ну, ты тоже скажешь! - в сердцах возразил Попов; преферанс не заладился, и он поэтому был сердит. - Большевики уничтожили русского интеллигента, сельское хозяйство свели к нулю, семьдесят лет из нас делали идиотов, а ты говоришь, будто это была самая счастливая пора в истории нашей народной жизни!.. Чудак ты, ей-богу, а еще образованный человек!
- Во-первых, народной массы репрессии практически не коснулись, по тюрьмам да лагерям мыкалась одна сотая, сливочная, так сказать, часть населения империи, которая тем или иным образом участвовала в борьбе. Во-вторых, сельское хозяйство, обеспечивающее урожайность зерновых в лучшем случае сам-двенадцать, не грех было свести к нулю. В-третьих, идиотов можно делать только из тех, кто согласен, чтобы из них делали идиотов.
- Ой ли?! - с ехидцей сказал Попов.
- Мне, по крайней мере, еще в седьмом классе средней школы было ясно, что коммунистическая партия - это церковь, с тем только отклонением от шаблона, что вечное блаженство она обещала в любом случае, послезавтра и непременно с доставкой на дом. Но я сейчас не об этом. Вот как ты думаешь, почему при большевиках появились самые веселые наши песни, снималось живое и радостное кино, молодежь прямо кипела и опрометью кидалась исполнять любое дурацкое указание, исходящее от очередного кремлевского богдыхана, почему на первомайские демонстрации мы ходили, как к теще на пироги, почему вообще сравнительно расчудесная была жизнь? Злопыхатель скажет: потому что большевизм как нельзя более органичен русскому человеку, которого только при помощи кнута можно привести в христианский вид, который любит валять дурака на рабочем месте, всю жизнь витает в облаках и готов снести любое надругательство, если ему гарантирована миска вчерашних щей. Но это, конечно же, не так. Знаешь, Сережа, почему при большевиках народу жилось сравнительно весело и светло?
- Почему? - без особого интереса спросил Попов.
Мячиков сделал многозначительную паузу. Было слышно, как пиликает на гармошке сосед-шофер и стучит в оконное стекло дождь; форточка хлопнула и вернулась в исходное положение, замерев выжидательно, как живая.
- А вот почему: потому что при большевиках русскому народу жилось романтически, возвышенно плохо, то есть, в сущности, хорошо. Потому что большевики отлично поняли наш народ и оснастили его бытование прекрасной руководительной идеей или, если угодно, сказкой, которая включала в себя следующие сюжеты: мы народ избранный, самой судьбой предназначенный для того, чтобы осчастливить весь мир, от Амазонии до Аляски; сначала нужно основательно настрадаться, а затем наступит эпоха всеобщего благоденствия; настоящее ничто, будущее все; "нам нет преград ни в море, ни на суше", и слепить идеального человека, например, для нас так же просто, как выпить стакан вина. Следовательно, Россия только тогда жизнеспособна, когда она зациклена на какой-нибудь идее или, если угодно, сказке, потому что ей больше не на что уповать, а русский человек только тогда доволен и, стало быть, благонадежен, когда он сориентирован на какой-нибудь возвышенный идеал. И наоборот: в пору разочарования Россия рассыпается на глазах, будь то "Серебряный век", предваривший Октябрьский переворот, или наша так называемая посткоммунистическая эпоха; в свою очередь, русский человек превращается в злую бестию, способную на самые дикие преступления, как только он теряет свой идеальный ориентир...
- А что это у тебя, Аркадий, часы не ходят? - спросил вдруг Попов и сделал как бы слушающие глаза.
- Да в них механизма нет, - сказал Мячиков и посмотрел на свои старинные напольные часы, примостившиеся возле двери. - Ничего, пускай стоят, и так красиво. Однако вернемся к нашим баранам... Итак, поскольку Россия жизнеспособна только когда она держится на идее, постольку каждый порядочный человек, живущий в эпоху разочарования, должен спросить себя: что же дальше? Иными словами, он обязан призадуматься над тем, что он может предложить взамен идеи Третьего Рима и "самодержавия, православия, народности", лозунга "Пролетарии всех стран, соединяйтесь", наконец, взамен платформы "Не пойман, не вор", на которой зиждется наше время?..
- Я, честно говоря, сомневаюсь, что сейчас Россия нуждается в идеалах, - сказал Попов. - В хорошей взбучке она нуждается, в новом товарище Сталине, который только бы не трогал интеллигенцию, будто ее и нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20