баба не человек, простонародью воли давать нельзя, монархия - идеал государственного устройства.
После обеда государь Александр Петрович беседовал с отроком Аркадием в присутствии ближних бояр, мамки Елизаветы и пестуна Ласточкина, наставника Государственного Дитя.
- Ты зачем своим котятам глаза выколол, сукин сын?!
Отрок Аркадий внимательно посмотрел вбок, точно это дело его не касалось, точно он глазами искал того, к кому обращен вопрос.
- Какой же ты будешь отец своим подданным, если у тебя такие зверские замашки с младых ногтей?!
Отрок Аркадий молчал, по-прежнему глядя вбок.
Мамка Елизавета пожаловалась государю:
- Их высочество и к моим котятам подбирался, да я моих спрятала под замок.
- Час от часу не легче!
- И еще кусаться они горазды.
- Хорошо, ну а кусаешься ты зачем?
Отрок Аркадий смотрел исподлобья, угрюмо молчал, и государь Александр Петрович скоро остыл к беседе. В четвертом часу дня он отправился вздремнуть в верхние комнаты, а Государственное Дитя послали гулять в сопровождении малолетних жильцов и мамки Елизаветы. Некоторое время молодежь носилась по стенам Кремля, вогнав в испарину бедную женщину, а потом забралась на Спасскую башню полюбопытствовать, нельзя ли сломать куранты. Пока жильцы пытались оторвать языки у колоколов, настроенных на первые такты "Богатырской симфонии", отрок Аркадий подкрался к мамке Елизавете, сказал с недетской злостью:
- Так ты ябедничать, гадюка! - И укусил ее за правую грудь, опять же с недетской силой.
Елизавета взвизгнула и что было мочи отпихнула от себя Государственное Дитя. В результате этого толчка случилось непоправимое: сила его была велика настолько, что мальчик перекинулся через каменный парапет и упал на кремлевскую брусчатку примерно с высоты десятого этажа, произведя при падении нехороший, тряпичный звук.
Первым оповестил народ о трагедии пономарь Архангельского собора, который шел к службе читать часы. На звук набатного колокола тотчас сбежались кремлевские обитатели да прорвались через Спасские ворота десятка три москвичей, сметя караул Семеновского полка. Наследник всероссийского престола лежал, скрючившись, на брусчатке и уже был бел той отталкивающей белизной, какой не бывает в живой природе. Кто-то завел ручную сирену, наполнив воздух тревожно-противным воем, и тем самым, надо полагать, вверг в исступление собравшуюся толпу. Минуты не прошло, как начался свирепый народный суд: пестун Ласточкин, пьянствовавший накануне, с двумя своими братьями, Михаилом и Константином, набросились на мамку Елизавету и, несмотря на то, что она пребывала в обмороке, избили ее поясными ремнями в кровь; в свою очередь, пестуна Ласточкина, насчет которого почему-то моментально распространилась молва, будто именно он погубил Государственное Дитя, насмерть забили прикладами семеновцы, очумевшие от страха и озлобления, а заодно прикончили и его братьев, Михаила и Константина, - этих уже в порядочном отдалении от места действия, за кремлевскими стенами, в подземном общественном туалете, где братья спрятались от ярости народной, то есть от семеновцев и толпы; по неясному подозрению были убиты также помощник главного хранителя государственных бумаг архивариус Клюев, один младший чин Палаты звездочетов и тот самый пономарь Архангельского собора, который первым оповестил народ о гибели Государственного Дитя; всего в тот день так или иначе умертвили четырнадцать человек, в большинстве своем не только не причастных к трагическому событию, но пребывавших в том заблуждении, что кремлевский набат оповещает население о пожаре.
Между тем останки отрока Аркадия перенесли в дворцовый покой, обмыли, обрядили в государственные одежды и положили на большой обеденный стол головой к иконе Николая Угодника, перед которой задумчиво теплилась рубиновая лампадка. Первый день с усопшим наследником всероссийского престола прощалась семья государя Александра Петровича, придворные чины и служилый кремлевский люд, а затем трупик перенесли в Успенский собор и дозволили проститься с покойником всей Москве. Странное дело: день лежало тело отрока Аркадия в Успенском соборе, два лежало, неделю, другую, - и ничего, тлен не касался плоти, точно для Государственного Дитя не существовало законов органической химии, и только он весь извострился, обсох, словно окаменел. Первое время народ дивился такой устойчивости, но потом стало ясно, что это знак, тем более что подле почившего нежданно-негаданно прозрели трое слепцов, и патриарх Филофей с архипастыри скоропалительно причислили отрока Аркадия к лику святых, просиявших в пределах российского государства.
Чтобы пресечь вредные толки, касавшиеся обстоятельств гибели отрока Аркадия, была учреждена следственная комиссия, которую возглавил дьяк Перламутров, вообще ведавший многими государственными делами. Толку от этого расследования не ждали, поскольку трудно было рассчитывать, что настоящие свидетели дадут дельные показания: малолетние жильцы окосноязычели от страха, а мамка Елизавета пребывала в длительном столбняке. Однако москвичи навертели таких злостных сплетен вокруг темной смерти, постигшей Государственное Дитя, что дело о происшествии на Спасской кремлевской башне следовало подвергнуть самому тщательному рассмотру, навести в нем какую угодно определенность и, таким образом, утихомирить беспокойный московский люд.
Таскать свидетелей на допросы начали спустя сутки по смерти Государственного Дитя. Следственная комиссия заседала в Приказе внутренних дел, который занимал 1-ю линию бывшего универсального магазина, выходившего фасадом на Красную площадь, а торцами на Никольскую улицу и Ильинку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29