То-то и оно, братцы, что ничего!
- Вон ежик бежит,- подхватил Угодников эту мысль, и все стали ози-
раться по сторонам: действительно, неподалеку от засохшей яблони мелко
семенил ежик.Вот ежик, а ведь он даже и не знает, что он, ежик, из раз-
ряда млекопитающих, так и мы. Я думаю, что я Николай Петрович Угодников,
а на самом деле, может, я никакой не Угодников, а герцог аравийский или
пуговица от штанов.
- Ежика-то, положим, не жалко, хотя ежика тоже жалко, раз ему выпала
такая доля пожить у нас, а по-настоящему жалко... вот так сразу даже и
не сообразишь, как назвать, жалко чего-то до слез - и все! Бывало, отор-
вешься от журнала "Огонек", поглядишь в окошко на свой забор, и прямо
слезы душат, точно мимо родного покойника пронесли...
- Кстати о покойниках: это у Измайлова фляга архиерейского образца,
во всем нормальном мире давно перешли на тару из искусственного стек-
ла...
Между тем Веня Ручкин в мучительной задумчивости по-прежнему что-то
чертил палочкой на песке. Он время от времени поднимал глаза к небу, щу-
рился, загадочно улыбался и что-то нашептывал сам себе. Мужики уже давно
сбились на другую тему и говорили о безобразных закупочных ценах на мо-
локо, когда Веня Ручкин значительно кашлянул и сказал:
- Значит, мужики, так! Ты, Есенин, возьми кого-нибудь с собой и тащи-
те сюда лагу, которая у тебя валяется на задах. Ты, Колян, иди попроси у
тетки Раисы трос. У нее точно должен остаться трос, я сам видел, как Из-
майлов на лесопилке его украл. Остальные несут гвозди и топоры. Общест-
венное дело, ребята, надо постараться, а то к чему все эти перипетии,
зачем живем!..
Вскоре прибыло лежалое бревно, обтесанное с двух сторон, обнаружился
целый бунт троса, явились гвозди, топоры. Полных два часа левая сторона
оглашалась стуком лопат, тюканьем топоров, кличем "раз-два взяли",
вследствие чего над строительной площадкой даже повисло что-то вроде ма-
рева, еще издали пахнувшее горячей смолой и поЇтом. Ровно через два часа
на задах у тетки Раисы, между засохшей яблоней и уборной, можно было ви-
деть странное сооружение, в котором было что-то грозно-изящное, древнее-
гипетское, радующее глаз проблеском той шероховатой, но победительной
мысли, какой не знает механически существующая природа. Уже на правой
стороне механизаторы обмывались из бочек с дождевой водой, задымили лет-
ние кухоньки, слышались приятные вечерние голоса, чья-то затренькала
мандолина, когда Веня Ручкин величаво взмахнул рукой: мужики поднатужи-
лись, блоки заскрипели, и канистра словно через силу, этаким побеспоко-
енным покойником тяжело вылезла из земли. Вылезла, воспарила примерно на
двухметровую высоту и закачалась на тросе туда-сюда. К днищу канистры
был приварен отрезок рельса.
- Вот зачем он это сделал? - произнес в тяжелой задумчивости Веня
Ручкин.Поди пойми...
- А зачем он в восьмидесятом году выкрасил своей корове зеленкой
хвост?
- Погодите, товарищи: еще окажется, что он в канистру булыжников на-
толкал...
- Нет, это вряд ли. Это будет даже для Измайлова перебор.
- А если в канистре все-таки бражка? Е-мое, ребята, это ж неделю
пить!
- Ну, неделю не неделю, а до завтра заботы нет.
Угодников сказал:
- Не берите в голову, мужики. Послезавтра, если что, я еще раз Богу
помолюсь, и, глядишь, опять совершится чудо.
- Я пятьдесят два года существую в этой стране и, кроме налога на яб-
лони, что-то не упомню других чудес.
- А, по-моему, у нас кругом сплошная таинственность и прочее вол-
шебство. Вот, предположим, наша бригада который год собирает по десять
центнеров зерновых, и ничего, стоит Россия - разве это не чудеса?!
Тем временем Веня Ручкин спустил канистру на землю, с некоторым уси-
лием открыл крышку, и воздух сразу наполнился хлебно-пьянящим духом.
- Бражка! - ласково сказал цыган Есенин, и лицо его расцвело.- Я, ре-
бята, обожаю бражку, хотите верьте, хотите нет. От водки все-таки дуре-
ешь, а бражка как-то скрашивает, окрыляет... Одним словом, правильное
питье.
Тут подоспела тетка Раиса с вареной картошкой, кислой капустой, соле-
ными груздями, пирогами с рыбой и поминальным гороховым киселем. Мужики
левой стороны расселись вокруг канистры и начали пировать. Бражка вообще
не сразу сказывается на рассудке, и поэтому первое время развивался ху-
до-бедно содержательный разговор. Впрочем, уже после третьей кружки за-
метно ослабли причинно-следственные связи и как-то взялись патинкой го-
лоса.
- Я интересуюсь: а чего пьем?
- Не чего, а по какому поводу. Сегодня пьем благодаря безвременной
кончине Ивана Измайлова, который, если по правде, был заноза и паразит.
- Каждый день у нас, товарищи, праздник - вот это жизнь!
- Я сейчас разъясню, почему. Потому что настоящих народных праздников
у нас нет.
- А у меня, наоборот, такое понятие, как будто я каждый день именин-
ник, ну и приходится соответствовать настроению, то есть с утра заливать
глаза... После, конечно, настроение понижается, и к вечеру обязательно
требуется чего-нибудь изломать.
- Это я понимаю, вернее сказать, не понимаю, а знаю, что так и есть.
Вон мой Васька давеча в школе глобус ножом изрезал. Я его спрашиваю: ты
зачем, паскуда, изрезал глобус? А ему и самому невдомек, изрезал и изре-
зал, видно, что-то в крови у него не так.
Вдали показался отщепенец Щукин, который волочил за собой обрывок
бельевой веревки, зацепившийся за ремень. Подойдя, он присел на корточки
возле канистры, достал из кармана кружку и стал ее внимательно проти-
рать.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4