Мы ценим друг друга по репликам, и силою этих реплик и той про сестер Эндрюс любовь становится возможной. Я ношу у себя в бумажнике восемь параграфов генеральского Приказа, зачитанных адъютантом моей юной безупречной Армии для рядовых: "(1) Вы находитесь в этой Армии, потому что хотите. Так что делайте то, что говорит Генерал. Кто не сделает так, как сказал Генерал, будет вышвырнут из Армии. (2) Задача Армии - делать то, чего говорит Генерал. (3) Генерал говорит, чтобы никто не стрелял, пока он не скажет. Это важно, потому что когда Армия открывает огонь по чему-нибудь, все делают это вместе. Это очень важно, и тот, кто так не сделает, будет лишен оружия и вышвырнут из Армии. (4) Не бойтесь шума, когда все стреляют. Больно не будет. (5) У всех хватит патронов, чтобы сделать то, чего хочет сделать Генерал. Те, кто патроны потерает, больше их не получат. (6) Разговаривать с теми, кто не в Армии, категорически запрещается. Другие люди Армии не понимают. (7) Это серьезная Армия, и тот, кто смеется, будет лишен оружия и вышвырнут из Армии. (8) А Генерал сейчас хочет вот чего - найти и уничтожить врага."
Я хочу поехать туда, где все иначе. Простая, совершенная мысль. Старушенция требует полной новизны - никак не меньше. Ужин закончился. Мы прикладываем салфетки к губам. Кимой и Мацу остаются нам, вероятно временно; верхняя ванная протекает без ремонта; я чувствую, деньги уплывают, уплывают от меня. Я молодой человек, но очень одаренный, очень обаятельный. Я редактирую... Я уже все это объяснял. В тусклом фойе я запускаю руки в вырез желтого платья Джоан. Это опасно, но так можно выяснить все раз и навсегда. Потом возникает Вперед Христианин - забрать свое новое желтое пальтишко. Никто не воспринимает Флоренс всерьез. Как можно всерьез воспринимать человека с тремя сотнями миллионов долларов? Но я знаю, что когда позвоню завтра, никто не ответит. Ираклион? Самос? Хайфа? Котор-Бей? Ее ни в одном из этих мест не будет. Она будет где-то еще. Там, где все иначе. На улице дождь. В моем дождливо-синем фольксвагене я еду по дождливо-черной улице, думая почему-то о "Реквиеме" Верди. И начинаю закладывать на крохотном автомобильчике совершенно идиотские виражи, и начинаю петь. Первую часть великой "Господи помилуй".



1 2 3 4 5