От этого угла до следующего, который смотрел на северо-восток, было три двери; обычно все на запоре. Теперь первая оказалась открытой. Незапертыми были и обе другие.
Он снова дошел до угла, повернул и увидел ведущие вниз каменные ступени, с которыми познакомился коленями в тот день, когда охранники волокли его в лачугу-лабиринт.
Он осторожно спустился по ступеням и остановился у их подножья.
Слева от него находилась легкая деревянная дверь. Она была незаперта. Как и окна в коридоре, ее периметр очерчивал прямоугольник пробивающегося сквозь щели солнечного света.
Уэнтик не двигался.
Не выход ли это из тюрьмы? Казалось, никого близко не было, но он внимательно оглядел тамбур, в котором оказался, ожидая встретиться глазами с парой людей Эстаурда, которые прячутся в тени.
Днем раньше во время очередного допроса Эстаурд явно нервничал и выглядел взбешенным. Его вопросы были бессмысленнее прежних и повторял он их чаще, чем обычно. Уэнтик ушел от него, выдержав всего несколько минут. С той минуты он не видел никого, кроме пары охранников, которые принесли ему вечером еду.
Он еще раз взглянул на дверь и надавил на нее ладонью. Дверь была теплой, она подалась легко. Он распахнул ее и вышел наружу.
Солнечный свет ослепил его.
После стольких дней полумрака коридоров яркий свет лишил его зрения; он сухо болезненно чихнул и упал на колени.
* * *
— Встаньте, доктор Уэнтик. У меня есть к вам несколько вопросов.
Уэнтик поднял взгляд на Эстаурда, который стоял перед ним, загораживая солнце. Его голову венчала корона из сияющего света. Уэнтик не увидел ничего, кроме этой сверкающей дымки. Он снова чихнул.
Эстаурд посмотрел на группу людей в белых халатах, которые стояли в отдалении, и знаком подозвал их.
Как только люди подошли, Эстаурд двинулся прочь и Уэнтик обвел слезящимся взглядом окружавшее его пространство.
Он сидел на корточках на краю небольшого луга, окаймленного высокими буками. Он вспомнил, что именно на этом лугу впервые увидел Эстаурда по прибытии в тюрьму. Тогда он на многое не обратил особенного внимания, но теперь больше всего был озадачен неуместностью всего этого рядом с тюрьмой.
Небо было ярко голубым, солнце ослепительным и палящим. Эту голубизну неба пересекали длинные изящные полосы следов от самолетов, но облаков не было. Его тень на траве была четко очерчена ничем не рассеиваемым солнечным светом.
Белки-летяги с криком планировали с дерева на дерево. Под ветвями одного из самых крупных деревьев клубилась туча насекомых. В центре луга был деревянный стол, с двух противоположных сторон которого стояли стулья.
Он обернулся назад и увидел высокий бетонный фасад тюрьмы. Дверь, через порог которой он переступил, была закрыта и фасад пялился на него грязным окном неподалеку от нее.
Двое мужчин в белых халатах схватили его под руки и потащили через луг к столу. Они шли быстро, не давая ему встать на ноги. Он недоумевал, с какой целью эти люди облачились в белое, и подумал, что это могут быть ученые, которые проводят на нем какой-то опыт.
Эстаурд уже сидел на одном из стульев. Его швырнули на другой; плетеный стул неприятно просел под весом тела. Он неуклюже повалился грудью на крышку стола и некоторое время оставался в этом положении, пытаясь привести в порядок чувства. Страх повторения опыта, приобретенного в лачуге и на минном поле, начинал заявлять о себе. Неповоротливость мышления, видимо, распространялась и на его движения, иначе он не лежал бы так долго на столе.
Доставившие его за стол мужчины вернулись к остальным. Уэнтик наблюдал за ними. Люди стояли в тени дерева и как только те двое присоединились к ним, до его слуха долетел громкий хохот.
Уэнтик выпрямился и откинулся на спинку стула, едва не опрокинувшись назад вместе с ним. Он еще раз оглядел всю сцену.
Солнце сияло, было слишком жарко. Всюду множество насекомых. Крики белок не доставляли удовольствия.
А напротив него восседал Эстаурд, терпеливый как никогда.
Благоразумие вернулось к Уэнтику холодком, который на мгновение пересилил солнцепек. В конце концов, он все еще узник и доставлен сюда для допроса. (Не является ли это отвлечение внимания еще одной попыткой дезориентировать его?). Возможно своим упорным стремлением не признавать себя виновным он создавал у Эстаурда просто впечатление решительного неприятия ранее задававшихся вопросов.
— Назовите мне ваше имя, доктор Уэнтик, — сказал Эстаурд.
Те же бессмысленные вопросы, что и всегда. Эстаурд тупо уставился на Уэнтика и улыбнулся. Уэнтик поднял на него взгляд.
Эстаурд был в своей унылой серой униформе; обе руки спокойно лежали на крышке стола. Его улыбка расплывалась все шире и Уэнтика охватило ощущение ужаса.
На столе было три руки.
Он не мог оторвать от них взгляд… Ухмылка Эстаурда превратилась в оскал, ученые хохотали, белки кричали.
Третья рука торчала в центре стола. Она не лежала на крышке, как руки Эстаурда. Она росла из стола. Уэнтик прекрасно видел место ее соединения с негладким деревом.
Она указывала на него пальцем.
Глава шестая
— Ваше имя, доктор Уэнтик. Назовите мне ваше имя, — настойчивым голосом твердил Эстаурд.
Высоко в небе, где-то очень далеко от этого крохотного прямоугольника поросшей травой земли, ревел реактивный самолет. Позади головы Эстаурда над линией горизонта возвышался небольшой холм. На середине его склона Уэнтик различил металлическую мачту, поднимавшуюся метров на сто над уровнем долины.
Он снова взглянул на растущую из стола руку.
Она была выполнена очень точно, не хуже греческой резной работы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66