Нашей главной заботой во время встречи были собственные мешки, поэтому и об их поведении мы судили не так, как могли бы при других обстоятельствах. Но мне показалось, что за этим возбуждением крылось ликование или какое-то нетерпеливое ожидание.
Наконец наша группа двинулась дальше, оставив чернокожих возле леса. Мы пересекли поле и больше не были у них на виду. Лейтиф подозвал меня к себе.
– Это афримские партизаны, – сказал он. – Вы должны были заметить их опознавательные браслеты.
Мы с Салли несколько часов ждали, чтобы проверить, собирается ли Изобель вернуться. Я не чувствовал необходимости объяснять Салли почему она оставила нас; по поведению ребенка я даже решил, что Салли ожидала чего-то в этом роде. Думаю, она сожалела, что это произошло, но была в состоянии смириться с новой ситуацией.
Изобель взяла ровно половину остававшихся денег, чемодан со своей одеждой и немного продуктов. Все туристское снаряжение и спальные принадлежности она оставила нам.
К середине дня стало ясно, что Изобель не вернется. Я начал готовить еду, но Салли сказала, что этим займется она. Я уступил и стал упаковывать пожитки. Я чувствовал, что с места пора сниматься.
Когда мы поели, я объяснил Салли, как смог, что мы можем себе позволить.
В тот момент меня обуревало ощущение несуразности собственных решений. Это касалось и моей способности правильно определять наши перемещения, и жестоких сомнений по поводу истинных причин разрыва моего брака. Я чувствовал, что Салли грозит опасность из-за новых ошибок, которые я могу совершить. Советуясь с ней о нашей следующей перемене места, я понимал, что не только даю Салли возможность почувствовать себя участницей принятия решения, но и сам стараюсь обрести внутреннее равновесие.
Я объяснил Салли, что мы с ее матерью договорились разделиться, что Изобель отправилась в Бристоль, а мы возвращаемся в Лондон. В свой дом мы не пойдем, а подыщем себе другое жилье. Салли сказала, что все поняла.
Тогда я заговорил о наших трудностях: о том, что нам нельзя оказаться в гуще происходивших в стране событий, что у нас очень мало денег, что нет возможности вернуться в Лондон на машине, что нам, вероятно, придется прятаться большую часть пути.
– Не могли бы мы поехать на поезде, папа? – спросила Салли.
Дети настолько легкомысленно подходят к любой проблеме, что способны разглядеть возможные решения, которые даже не приходят в головы их родителям. За время нашей жизни в сельской местности я даже ни разу не вспомнил о существовании железных дорог. Мне было любопытно, упустила ли Изобель это из вида, как и я, или именно таким способом решила добраться до Бристоля.
– Это вопрос денег, – ответил я. – Скорее всего у нас их недостаточно. Но мы можем разузнать. Ты считаешь, что этим мы должны заняться в первую очередь?
– Да. Я больше не хочу жить в палатке.
Я уже научился не загадывать слишком далеко. Однако от возвращения к вопросу, что делать по возвращении в Лондон, если ситуация там не лучше, чем на момент нашего отъезда, не уйти. Если занятие домов воинственными афримами продолжается, а правоохранительные органы по-прежнему расколоты, то мы не будем единственными, кому нужна крыша над головой. Если обстановка так плоха, как я опасался, то нам снова придется убираться из Лондона. Если такое случится, то единственным местом, куда мы сможем податься, останется дом моего младшего брата в Карлайле. Если даже у нас появится возможность у него обосноваться, мы столкнемся с трудностями почти пятисоткилометрового путешествия. К несчастью, я не видел никакой альтернативы – после смерти родителей четыре года назад и гибели старшего брата Клайва в известной стычке под Брэдфордом у меня не осталось родственников, кроме младшего брата.
Как бы там ни было, успокоить Салли мне удалось. Мы собрали остатки наших пожитков и упаковали их. Я понес чемодан и рюкзак, Салли досталось нести мешок с одеждой. Мы двинулись на восток. Нам не было известно, где находится ближайшая железнодорожная станция, но мы чувствовали, что направление выбрали верно. Прошагав километра два, мы вышли на мощеную щебнем дорогу. Мы двинулись по ней на север и она привела нас к телефону-автомату. Естественно, я поднял трубку, чтобы проверить, работает ли телефон. Мы уже неоднократно натыкались на телефоны-автоматы с исправными на вид аппаратами, но линии не работали.
На этот раз я услыхал серию гудков, а затем женский голос.
– Центральная. Какой вам нужен номер?
Я медлил. Не ожидая услышать ответ, я растерялся.
– Я бы хотел позвонить… в Карлайл, соедините, пожалуйста.
– Простите, абонент. Все главные линии заняты.
Голос прозвучал окончательным отказом, словно она собиралась положить трубку.
– Э-э… в таком случае, соедините меня, пожалуйста, с номером в Лондоне.
– Простите, абонент. Все линии с Лондоном заняты.
– Не могли бы вы позвонить мне сюда, когда появится свободная?
– Наша центральная обеспечивает только местную связь. – Тон снова звучал желанием прекратить разговор.
Я заговорил быстро:
– Послушайте, я надеюсь, вы могли бы помочь мне. Мы пытаемся добраться до железнодорожной станции. Не подскажете, в каком направлении нам идти?
– Откуда вы говорите?
Я назвал ей координаты телефона-автомата, которые были на табличке передо мной.
– Не кладите трубку. – Я ждал. Минуты через три телефонистка заговорила снова, – Ближайшая к вам станция – Уорнхэм, до нее около пяти километров. Всего хорошего, абонент.
Связь оборвалась.
Салли ждала возле телефонной будки. Я пересказал ей содержание разговора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48