Я уверен, необыкновенный талант рыжебородого новгородца заставил бы
читателей поверить в такое перерождение, и я радовался бы вместе с этими
читателями.
Как иначе?
Переродился же человек!
Однако совсем иначе подошел к тому же прототипу мой новосибирский
друг.
Верный идеям лаконизма (вспомните Л.Толстого с его знаменитой фразой
о доме Облонских, в котором все смешалось, или Д.Вильямсона с его фразой о
Солнце, погасшем 4 мая 1999 года), Илья Петров (новосибирский) начал
рукопись с емкой фразы: "Эдик Пугаев начинал с деревянной ложки..."
Работая над черновиками, Илья не менял настоящих имен. Это помогало
держать в голове жесты, характерные выражения, мимику. Чтобы не исказить
суть рукописи, я воспользуюсь тем же приемом.
Итак...
"Эдик Пугаев начинал с деревянной ложки..."
Условно рукопись называлась "Ченч".
Этим словечком в странах Ближнего Востока и Южной Европы называют
давным-давно известный натуральный обмен. Отдав деревянную ложку за
африканского слона, вы вовсе не совершаете мошенничества. Вы просто
производите ченч. Вы просто пользуетесь ситуацией, сложившейся так, что
именно в этот момент вашему партнеру нужнее деревянная ложка, а не слон.
Идею ченча Эдик ухватил сразу.
Но Эдик не торопился. Если уж забрался в такую даль, что с палубы не
видно не только родной деревни, но даже родных берегов, то этим, конечно,
следовало воспользоваться. Не лежать же, как новгородец, в шезлонге, и не
бегать вверх-вниз по судну, как новосибирец. Вот ребята с полюса холода
были понятны Эдику: рано или поздно в карточной игре кому-то начинает
везти.
- Красиво тут, - сказал Эдик, присаживаясь рядом с новгородцем и
поглядывая на портовые постройки. - Красиво, а вот не лежит душа.
Судно стояло на рейде Пирея.
- Вон тот домик, - указал Эдик на роскошную виллу, прилепившуюся к
зеленому утесу, - он, наверное, принадлежит Онассису. Ему тут, наверное,
все принадлежит.
- Нет, эта вилла принадлежит псу грека Пападопулоса, бывшего крупного
торговца недвижимостью, - ответил всезнающий новгородец. Он все знал из
своих пухлых бедекеров. - Пападопулос, умирая, очень сердился на своих
родственников, а потому указал в завещании, что все его имущество должно
перейти к любимому псу.
- А что, греческие псы живут долго?
- Не думаю. Однако даже десяток лет такого ожидания может привести в
отчаяние самого крепкого грека.
- А что, в Греции не продают собачий яд?
- Не думаю. Однако Пападопулос, умирая, выделил приличную сумму для
телохранителей пса. Они, наверное, и сейчас покуривают на террасе.
Эдик присмотрелся, но ничего такого не увидел.
- Дома лучше, - вспомнил он родную Березовку. - У нас никто не посмел
бы оставить наследство псу.
- Дома лучше, - подтвердил новгородец.
- Что вы читаете? Это иностранная газета?
- Да, это греческая газета.
- А что в ней пишут?
- Разное... Вот, например... На Кипре, рядом с поселком Эпископи,
раскопали руины древнего дома. Когда мы будем на Кипре, вы все внимательно
рассмотрите, Эдик. Я на вас полагаюсь. Пишут, там найдены останки людей и
лошади. Похоже, дом завалило при землетрясении, случившемся глубокой
ночью, не менее чем шестнадцать веков назад.
- А как узнали, что ночью?
- Рядом со скелетом лошади лежал фонарь.
- Зачем лошади фонарь? - удивился Эдик.
Новгородец не ответил. Он уже привык к образу мышления Эдика. Он
спросил:
- Вы задумывались когда-нибудь о Будущем? Хотелось бы вам побывать в
Будущем, выяснить, что с вами там может случиться?
- Вот еще! - обиделся Эдик. - Там, в Будущем, я, наверное, облысею, а
волосы не цветы, их заново не посеешь. Зубы, например, не проблема, у меня
есть знакомый дантист, но волосы... - Эдик задумчиво сплюнул за борт, метя
в пролетающую на уровне борта чайку. - Волосы не сохранишь. Если уж куда
заглядывать, так это в прошлое.
- Почему?
- Да они там, сами подумайте, что знали? Жгли костры, гонялись пешком
за дичью. А у нас телевизоры, спутники, вот лодка-казанка. Книги еще... -
на всякий случай покосился он на писателя. - Мы бы любому древнему греку
дали сто очков вперед, хоть какой будь умный!
- А еще... - опасливо хихикнул Эдик. - Взяли моду на мечах драться,
варвары!
Эдика Пугаева очень задели и фонарь, найденный при погибшей лошади, и
роскошная вилла, в которой скучал одряхлевший пес богатого покойного грека
Пападопулоса. Особенно последнее задело.
Вот ведь он, Эдик Пугаев, живет в Березовке в неплохом, конечно, но,
в общем, в обычном доме, и все удобства у него во дворе, а тут целая
вилла, а занята только псом!
"Нет! - твердо решил Эдик. - Я у этих проклятых капиталистических
частников обязательно откусаю что-нибудь такое! Тем более товарец для
ченча у меня есть."
Он, правда, не сразу решил, что именно такое хорошее откусает он у
проклятых капиталистических частников.
В Стамбуле, например, Эдику ужасно понравилась историческая колонна
Константина Порфирородного. На вершине ее когда-то сиял огромный бронзовый
шар, но на шар Эдик опоздал - шар еще в XIII веке хищники-крестоносцы
перечеканили на монеты. Но в конце концов можно обойтись и без бронзового
шара, колонна сама по себе хороша. Непонятно только, сколько карандашей
или расписных деревянных ложек потребует за колонну глупый турок,
приставленный к ней для охраны, и как отнесутся земляки Эдика к тому, что
вот на его, пугаевском, огороде будет возвышаться такая знаменитая, такая
историческая колонна?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16