- Никогда о таком не слышал! - вспыхнул Илья. - Вместе с новыми
заявлениями, подсказал Эдик жене, они подадут просьбу выдать двести рублей
компенсации - для приобретения обручальных колец. Кольцо, как известно, -
это предмет первой необходимости, это символ, способствующий укреплению
семейных уз. Ты физик, причем одинокий физик, тебе этого не понять, - Илья
не скрывал ни раздражения, ни сарказма. - Вот и получается, что Эдик и его
жена действительно могли получить двести рублей, вычтя из них две десятки,
выплаченные за потерянные паспорта.
- И жена Эдика пошла на это?
Илья показал ровные зубы:
- Он умолял ее. Новосибирск - большой город. Можно пройти по всем
загсам, по всем дворцам. Народу в городе много, быстро не
примелькаешься... К счастью, у юной жены хватило благоразумия. Она
рассталась с Эдиком навсегда.

5
Впрочем, разлука с первой женой ничуть не смутила Эдика Пугаева. Это
я узнал от того же Ильи, он любил копаться в чужих биографиях. Он не без
удовольствия перечислил мне основные житейские ценности Эдика, с помощью
которых он когда-то собирался покорить столицу Сибири: диплом пединститута
(похоже, настоящий), справки о работе в различных школах (похоже,
липовые), сберкнижка с вполне приличной суммой, собранной на шабашных
работах, а также при торговле кедровыми орехами, нелегально и не в сезон
доставляемыми из тайги.
В Новосибирске Эдику первое время везло. Как он сам говорил: шла
пруха. Здесь, в городе, он занялся делом чистым, как он сам считал, и
интеллигентным: перепродавал пользующиеся спросом книги. Черный рынок
скоро оценил мертвую хватку новоявленного культуртрегера. Кстати, именно в
Новосибирске Эдик впервые узнал, что один из двух знаменитых Петровых -
его бывший кореш. Впрочем, на судьбе Пугаева данное открытие в то время
особенно не сказалось. Погорев на книжных спекуляциях (Дрюон, Пикуль и
Петровы), чудом отвертевшись от грозящего наказания, потеряв в житейских
битвах свою вторую жену, буфетчицу в привокзальном ресторане, Эдик
совершенно разумно разлюбил крупные города, перенасыщенные, на его взгляд,
работниками ОБХСС и милиции.
Пытать судьбу он не стал, вернулся в Березовку.
Шумели над Томью яблоневые сады, давно ушло в прошлое голодное
детство. Но мятежный дух не оставлял Эдика. Когда подвернулась возможность
отправиться в качестве туриста к красотам Средиземноморья, Эдик умудрился
оформить все необходимые документы, чуя сердцем - затраты на поездку
окупятся!
- Заполняя анкету, - возмущался Илья, - Эдик на вопрос: "Какими
языками владеете?" - ответил просто: "Никакими"! А, узнав, что на борту
теплохода нахожусь я, до самого Стамбула не выходил из каюты. Он боялся,
что я брошусь в море, увидев его. Лишь в Стамбуле он нанес нам с Петровым
визиты вежливости.
- Ты был не один?
- В том-то и дело! Греки издали несколько наших книг, и я сам
уговорил новгородца оставить на месяц его писательский клуб.
- Но чем, собственно, мешал тебе Эдик?
Илья набрал воздух в грудь. Илья, как ужасную тайну, выдохнул мне в
лицо:
- Они подружились!
- Кто - они?
- Эдик и он, мой новгородский коллега, мой будущий дублер в нашем
эксперименте! У новгородца всегда был несносный вкус. К тому же нет на
свете другого такого лентяя. После Стамбула он уже не сходил на берег и
даже пресс-конференции проводил на судне. Он лежал в шезлонге, курил
трубку, а за новостями туда-сюда мотался Эдик Пугаев. Представляю, -
хмыкнул Илья, - как будет выглядеть новая повесть новгородца! Ведь даже на
Коринф и Микены он смотрел глазами Пугаева!
- Не вижу повода для отчаяния.
- Как?! - вскричал Илья. И вздохнул: - Ах, ты же не знаешь.
Оказалось, мы работаем практически над одним материалом, и даже прототип у
нас общий.
- Такое в истории бывало, - улыбнулся я.
- Бывало... Но Петров - альтруист! Он же обязательно постарается
доказать, что у Эдика есть человеческая душа. А у Эдика никогда не было
души. Это только новгородец так считает. Он же всю жизнь ищет монополь
Дирака!
Илья взглянул на меня:
- Ты помнишь, что такое монополь Дирака?
Я усмехнулся.
- Если магнит делить все на меньшие и меньшие части, - нагло объяснил
мой бесцеремонный друг, - можно якобы добраться до магнита с одним
полюсом... Нет, - вздохнул он, - Илья все испортит!
Я усмехнулся.
Я знал о наваждениях моего друга. Одним из таких наваждений для него
всегда был Эдик Пугаев. Он был для Ильи той бесцельной звездой, что
постоянно висит в небе. О ней можно забыть, она может быть затянута
облаками, но она существует. Так и Пугаев. Вчера приторговывал куличками,
сегодня спекулирует книгами, вчера дружил с буфетчицей, сегодня стрижет
купоны с большого писателя.
Я понимал Илью.
И, никогда ничего такого в жизни не видев, я отчетливо, до рези в
глазах, увидел и ощутил бесконечную, невероятную голубизну Эгейского моря
- стаи несущихся сквозь брызги летучих рыб, палящий жар сумасшедшего
средиземноморского солнца, а вдали неторопливо сменяющие друг друга
загадочные флаги грузовых и пассажирских судов. Я отчетливо разглядел
сквозь дымку морских пространств худенькую фигурку моего друга, увидел его
прогуливающимся по эспланаде, где бородатые художники легко набрасывали
мелками моментальные портреты прохожих. И так же отчетливо я увидел и
новгородца, благодушно погруженного в очередной бедекер - его любимое
чтение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16