- Ты стал другим."
"В чем это выражается?" - обеспокоился Сергей.
"Ты приходишь домой, и я вижу, что это ты. Ты проводишь вечер в доме, и я вижу, что это ты. И ночью ты, и вечером. А вот утром только раздается первый телефонный звонок..."
"Ну?"
"Ты сразу превращаешься в чужого человека."
"То есть?"
"Ну, ты сразу становишься другим. Совсем другим. Уходишь в себя. Не знаю, как объяснить... Ты будто в одно мгновение перебрасываешься в какой-то другой мир, где меня уже нет. Ты перестаешь меня замечать, уходишь в непонятные мне мысли..."
Он понял.
Он засмеялся.
"Оставь, - успокоил он жену. - Пусть тебя это не мучает. Это все в порядке вещей. - И попытался объяснить: - Вот представь, что мы живем в каменном веке. Ссуду нам никто не даст, ежу понятно, и мясом у нищих соседей не сильно-то разживешься. Нам принадлежит только то, что мы можем добыть собственными руками. Но и это, кстати, могут отобрать более сильные соседи. И вот я просыпаюсь, а ты намекаешь: у нас развалился очаг, мусором забита пещера, шкуры драные, и то, значит, и это. И все совершенно правильно, все по делу, ты во всем права, но утром, проснувшись, я уже действительно не слышу тебя, потому что во мне сразу включаются мысли о деле. Я, конечно, похрюкиваю что-то в ответ на твои слова, но при этом уже держу в руке каменный топор, потому что в отличие от тебя, сильно чувствую - нужный нам мамонт, он где-то рядом. Понимаешь? Телефонный звонок для меня является таким вот чувством близкого мамонта."
"Мы снова вернулись в каменный век?"
Сергей покачал головой:
"Не знаю."
Потом он как бы забыл сказанное женой, но на самом деле её слова постоянно сидели где-то в подсознанке и вдруг всплывали в самые неподходящие моменты. Потому и нравились Сергею встречи в кабинете Карпицкого, что с ним можно было говорить обо всем, даже о жене и мамонте. Умница Карпицкий понимал подобные чувства. Более того, умнице Карпицкому можно было задавать любые вопросы. Если он мог, он отвечал.
Даже на самые странные.
Вот и сегодня, прищурив серые глаза, он задумчиво повторил:
- Философия бизнеса?
И уточнил:
- Тебя ведь интересует не западный бизнес? Там по философии бизнеса написаны целые библиотеки. Тебя, если я правильно понял, интересует философия нашего российского бизнеса? Сегодняшнего бизнеса?
- Разумеется.
Легкая улыбка тронула узкие губы Карпицкого:
- Философия нашего бизнеса очень проста. Настолько проста, что её можно выразить одним словом.
- Каким?
- Выжить.
- Что значит выжить? - удивился Сергей.
- А вот то самое и значит, - повторил Карпицкий. - Выжить. Именно так. И не иначе. Большие деньги, Сергей, далеко не всегда действуют на человека успокаивающе. К тому же, как это ни странно, вовсе не деньги двигают нашими поступками.
- Ну да!
- Вот тебе и ну да, - улыбнулся Карпицкий. - Может, в Томске внешне это выглядит не совсем так, как в Москве, но, уверяю тебя, что на самом деле никакой разницы нет. Если ты занимаешься серьезным бизнесом, если ты ворочаешь большими деньгами, ты постоянно находишься под давлением, ты постоянно находишься в невидимых, но серьезных тисках. Сперва ты озабочен тем, как заработать большие деньги, потом тем, как сохранить заработанное. Вот это и становится доминантой всех твоих размышлений. Ты начинаешь думать только об этом. Ты превращаешься в муравья. Ведь в муравейнике все четко определено, там есть тропинки, по которым ты обязан бегать, и есть тропинки, на которые ступать нельзя, иначе тебя затопчут или примут за чужака. Ты должен следить за окружающим, ты должен ограничивать себя в движениях. У тебя появляется масса друзей и масса доброжелателей. Все они как бы помогают тебе охранять заработанные тобой большие деньги, но на самом деле все они думают только о том, как бы побыстрей их у тебя отнять. К сожалению, таков наш менталитет. В России ещё не скоро научатся относиться к деньгам так, как относятся к ним в Штатах, в Европе или в Израиле.
Карпицкий усмехнулся:
- Лет пять назад мне пришлось плотно сотрудничать с неким Сергеем Зотовым. Ты его должен помнить, он был одним из первых, кто сделал значительное состояние на водке. Даже очень значительное. Однажды я приехал к нему за наличкой. В офисе на Котельнической Зотов провел меня в большую комнату и указал на картонную коробку из-под компьютера: "Вон деньги. Бери". Я вывалил на пол груду банковских упаковок, мебели там никакой не было, и начал считать. Сумма большая, я пересчитывал трижды, торопился, и все время у меня получились разные результаты. Зотов, увидев это, страшно удивился: дескать, что за проблемы? Посчитать не можешь? Смотри, как просто! И вдруг, упав на четвереньки, побежал по кругу вокруг упаковок, ловко раскидывая их в стороны. Он был маленького роста, тщедушный и в этот момент ужасно походил на бездомную собаку. "Здесь столько-то! - уверенно заявил он. - Можешь не пересчитывать." Возможно, такой метод подсчета был для него просто шуткой, но в тот вечер мы расслабились, и обычно неразговорчивый Зотов разговорился. Подозреваю, что это было спровоцировано не столько его отношением ко мне, сколько чувством его собственного одиночества, которое он не мог разогнать. Я спросил, какого черта он проводит всю жизнь в стенах своего офиса, почему он нигде не появляется? Зотов ухмыльнулся. "Знаешь, - сказал он, - с тех пор, как у меня появились большие деньги, я вообще перестал жить. Раньше я жил бедновато, по нынешним меркам, вообще не жил, но все-таки жил. Любил театр, любил кино, хотя из-за постоянного безденежья редко попадал на премьеры. Любил ночные клубы, хотя то же безденежье почти не позволяло бывать в них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16