Внутри этого многоугольника находится футбольное поле, которое используется также для разных торжественных мероприятий и увеселений.
Несмотря на воскресный день, везде было полно студентов – они сидели на подоконниках, медленно перемещались в галереях, были видны через распахнутые двери лекционных залов. Даже зеленое поле стадиона было усеяно загорающими и читающими телами. У всех перед носом находилась либо толстенная книга, либо кипа исписанных листов.
– Сессия, – пояснила Камея.
– Но вам тоже надо готовиться, – испугался Иржи. Камея беззаботно махнула рукой.
– Я уже все сдала!
И они продолжили обход кафедр, аудиторий, музеев, библиотек и лабораторий. Побывали даже в святая святых – зале заседаний Ученого Совета, правда, в пустом
Кое-где профессора еще давали прощальные консультации. Через открытые по причине жары двери Иржи с почтением рассматривал их лысые либо лохматые головы, сверкающие глаза, очкастые, крючконосые и бородатые лица.
– Первый раз вижу профессоров, – шепотом признался он. – Прямо трепет какой-то...
– Многие этого заслуживают, – кивнула Камея.
– ... когда на человека падает кирпич, сразу возникает патология, – донеслось слева. – Помилуйте, господа! Я вас спрашиваю: какие еще требуются дополнительные условия?! Достаточно удара по голове и все готово: пациент, как говорится, не совсем здоров!
– Профессор Каузалис, – шепнула Камея.
Но из аудитории напротив слышалось совершенно противоположное. Благородного тембра баритон предлагал:
– Господа студенты! Возьмем, к примеру, чуму. Да-с, чуму! Я спрашиваю: почему не все зараженные погибают? Ответ прост: одной инфекции недостаточно. Требуется еще, чтобы организм был ослаблен. Иначе говоря, необходимо некое дополнительное у-с-л-о-в-и-е. Только не вздумайте сказать это на экзамене моему коллеге Каузалису!
– Профессор Кондицио, – сказала Камея.
– Но кто же из них прав?
– Оба. Непримиримые оппоненты в науке и преданнейшие друзья в жизни.
– Чудеса. Разве такое возможно?
– Изредка возможны и чудеса.
– Вы говорите это здесь, в университете? Мне кажется, тут даже стены пропитаны формулами.
– Чудеса вольны сами выбирать место своего проявления. Кроме того, именно потребность в чуде заставляет людей заниматься наукой. Вот так кажется мне. Будете спорить?
– Ох, нет, – сказал Иржи. – Я переполнился. В голову больше ничего не лезет
– Тогда пора перекусить, господин Неедлы, – улыбнулась Камея.
Улыбалась она очень часто. И так здорово, что каждый раз Иржи на миг забывал об окружающем. Видел только ее лицо, главное чудо университета Мохамаут.
Почему-то пешеходные экскурсии способны уморить кого угодно. Несмотря на закалку учебного центра, ноги гудели, подошвы жгло, а в горле пересохло. По этой ли причине, либо все было на самом деле так, но пиво показалось приятным и прохладным, мясо вкусным, а ресторан – удивительно милым.
Назывался он «Рэтманн фон Мохамаут» и располагался, естественно, в подвале. На стенах, фартучках официанток, на массивных кружках, в витражах полуокон – везде красовались изображения насмешливого крыса в профессорской мантии и в круглой шапочке с кистью. Иржи поинтересовался причиной популярности столь малолюбимого животного.
– Ученый Крыс считается покровителем университета, – сказала Камея. – По-моему, вполне достойный персонаж. А вам не нравится?
– Почему? Совсем наоборот! Ваш Рэтманн очень обаятелен, явно знает себе цену и в меру этого знания вызывающ. Что еще? Дерзок, весел, насмешлив, но незлоблив и даже добр. Вопреки всем знаниям, которые угадываются в выражении его глаз, и всему опыту своей увертливой жизни. Нет, замечательный Крыс! Под его покровительством Мохамауту остается только процветать, чего я и желаю от всей души.
– О, – с удивлением, которое не пожелала скрыть, сказала Камея. – Иржи, да у вас прекрасный слог. Где вы учились?
– Нигде.
– Простите? – Нигде, если не считать школы. Образование домашнее.
– Тогда у вас был замечательный воспитатель.
– Думаю, что да, – сказал Иржи севшим голосом. – Был. И залпом допил пиво.
Неожиданно Камея накрыла ладошкой его руку.
– Простите. Я причинила вам боль. Я... не хотела.
– Да что вы, не за что. Спасибо за сочувствие. Камея помолчала, что-то обдумывая. А потом сказала:
– Помните, Промеха говорила, что ваш отец жив? Иржи поднял глаза.
– Да, конечно. Только это было предположение.
– Тогда – возможно, и предположение. Но не сейчас.
– Я благодарен за желание поддержать. Спасибо, Камея. Девушка досадливо нахмурилась.
– Это не утешение, это факт. Иржи, ваш отец вернулся из Схайссов. Позавчера он был уже в Эмванде, я видела сообщение оптического телеграфа.
– Правда? – спросил Иржи. – Ох, простите. Конечно, я вам верю. Просто очень уж обрадовался. Отец... Огромное вам спасибо!
– Да мелочи, – улыбнулась Камея. – Все понятно.
– Вы поразительная девушка, – сказал Иржи. – Оптический телеграф... Но помилуйте, не каждый человек имеет доступ... Тем более что мой папа служит...
Камея предупреждающим жестом подняла руку. Надо было остановиться, но он не смог.
– Кто вы?
Нельзя было так. Ох нельзя. Атмосфера раскованности и доверительности вдруг пропала. Лицо Камеи приняло замкнутое, отчужденное выражение.
Тогда Иржи взял ее руку.
– Я сделал глупость. Пожалуйста, извините! Невольно вырвалось. Вы не представляете, что для меня значит... значит... – Он замолчал, сбился, подыскивая слова, соответствующие чувствам, но не чересчур откровенные. Опять не получалось
Камея мягко высвободила кисть.
– Не надо извиняться. Вокруг меня есть странности, это трудно не заметить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105