Что же касается вас... Оберст Кранке! Приказом курфюрстенштаба вы назначаетесь исполняющим обязанности командира седьмой пехотной дивизии.
Оберст глянул непонимающе.
– Что, какие-то вопросы?
– Так точно. А как же генерал де Шамбертен?
– Не переживайте. Генерал де Шамбертен отныне будет командовать всем вашим корпусом. Теперь согласны?
– Почту за честь. Не знаю, заслужил ли, ваше высочество.
– Э, оберст. Что еще за ответ?
– Виноват. Служу Поммерну!
– Так-то лучше. За храбрость и умелое руководство полком награждаю вас серебряным крестом. И вот еще что. – Не оборачиваясь, курфюрст щелкнул пальцами.
Из-за его спины вышел адъютант и подал шпагу с золоченым эфесом. Курфюрст выдвинул клинок из ножен, попробовал лезвие.
– По-моему, неплохая сталь, – сказал он. – Тут написано: Алоизу Кранке от Бернара Второго.
Оберст молчал.
– Ну как, берете?
Оберст неловко, одной рукой принял шпагу.
– Не знаю, что и сказать, ваше высочество. Ни один из моих предков...
– Тогда остается надежда на ваших потомков, Алоиз! У вас их трое?
– Да. И двое – сыновья.
– Ну вот. Теперь у них есть право поступать вне конкурса в любое военное училище Поммерна.
– Они этим правом воспользуются, ваше высочество.
До главного разговора Уэкею пришлось подождать двадцать дней. Светил Хассар, погода улучшилась, а вот дела – нисколько. Однако отсрочка подарила неожиданную возможность, надежду на выход из тупика. И пришла она оттуда, откуда ее никто не ждал, – со стороны мягкотелых. Только эту возможность требовалось использовать очень умело, и Уэкей решил приберечь ее на самый конец главного разговора.
– Мы сегодня далеко продвинулись в ущелье?
– У мягкотелых столько огнебоев, что схаи не успевают добежать до них живыми, великий. Вчера и сегодня потеряно двадцать семь сотен воинов.
– Я спрашиваю: мы далеко продвинулись, Уэкей?
– Мы совсем не продвинулись.
– Уохофаху! Что, так и собираетесь стоять?
– Нет. Будем обходить ущелье с боков.
– По снегу?
– Еэ. Мы разложим много костров. Сейчас идет заготовка дров.
Уэкей замолчал. Не следовало говорить о том, что он не верит в эту затею. Разведывательные вылазки уже показали, что на снегу мягкотелых не одолеешь. Они меньше мерзнут, двигаются быстрее, не подпускают к себе ближе чем на расстояние выстрела из огнебоя. Возможно, что у мягкотелых не хватит воинов на все горы, где-нибудь прорыв и состоится. Но и в этом случае, как только замерзшие схаи спустятся вниз, мягкотелые успеют перебросить своих всадников в опасное место. И опять все решат огнебои, это опустошительное и неодолимое оружие, от которого не спасают ни щиты, ни доспехи. Даже если пуля не пробивает шлем, воин теряет сознание, а потом надолго становится бесполезным.
Нет, не верил в успех Уэкей. На этот раз мягкотелых не одолеть. Их вообще не одолеть до тех пор, пока схаи не научатся делать огнебои. И малые ручные, и большие, что на колесах. Но глупо терять решимость раньше повелителя, пусть сам приходит к неизбежной мысли. А пока лучше подумать над хорошим оправданием плохой неудачи. Потребуется очень хорошее оправдание для того, чтобы удержать в узде обозленных машишей, одной силы мало. Сила поможет лишь тогда, когда есть повод, цель и оправдание. Поводом послужит само недовольство машишей, целью является сохранение в Схайссах единой власти, но вот оправдания пока нет, а войну заканчивать надо.
– Сколько огнебоев удалось захватить? – спросил Мафусафай.
– Больше шести сотен, великий.
– Мало. Наши кузнецы смогут сделать такие?
– Не совсем. Похуже.
– Пусть будут похуже. Однако огнебои бесполезны без черного порошка. Пленных пытали?
– Еэ, великий.
– Хорошо пытали?
– Очень хорошо.
– Молчат?
– Наоборот, кричат. Мягкотелые не умеют терпеть боль.
– Что говорят?
– Толку нет. Говорят, нужен уголь и еще что-то. А что – не знают. Воины получают уже готовый порошок.
– Разумно, – сказал Су Мафусафай. – Нельзя доверять главный секрет любому воину. Но все равно этот секрет должен быть моим, Уэкей! Черный порошок важнее победы в ущелье. И даже важнее победы в этой войне. Продолжайте пытки.
– Да пытать уже некого, великий.
– Пытайте тех, кого захватите.
– Хог. Только мягкотелые перестали сдаваться в плен. Уже знают, что их ждет.
– Война есть война. Рано или поздно попадутся. Строго накажи не убивать раненых, особенно шишуахам, знаю я этих головорезов. Объяви хорошую награду за каждого пленного. Ты хорошо меня понял, Уэкей?
– Со всех сторон, великий.
– Есть другие новости? – Еэ
– Говори.
– Остатки сивов прижаты к Ледяным горам.
– Еще не уничтожены?
– Нет. Но в Южные пески никто не ушел. Хачичеи уже прислали посольство. Благодарят.
– Хог. Я приму их завтра. Это все?
– Нет, великий. Мягкотелые выпустили белую стрелу. Су Мафусафай повернулся и стал смотреть на Уэкея. Такое случалось не очень часто.
– Мягкотелые? Выпустили белую стрелу?
– Еэ, великий. И уже не одну.
– Белая стрела означает предложение переговоров. Во время войны можно договариваться только о мире. Что затевают эти мягкотелые? Разве мы побили их на снегу?
– Я бы так не сказал, великий.
– Тогда почему они хотят предложить мир?
– Трудно понять. Мы слишком мало знаем мягкотелых.
– А вот они про белую стрелу знают. Много наших видели эти стрелы?
– Многие.
– Значит, не скроешь?
– И не надо, великий. Ты заставил мягкотелых просить мира, а не они тебя. Никому из схаев такое не удавалось. Пусть об этом знают все. Это – слава.
Мафусафай долго смотрел на своего маш-борзая. Потом сказал:
– Ты хорошо превратил поражение в победу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105