Если посла лишают шпаги, это зн?чит, что его берут в плен. И тогда могут возникнуть некоторые неприятности.
– Какие еще неприятности?
– Некоторые, – усмехнулся померанец.
– Навроде чего?
– Да вроде военных действий между государствами.
– Военные действия, – задумчиво повторил привратник.
– Вот-вот.
– Если забрать у вас шпагу?
– Именно. А как вас зовут, любезнейший?
– Обрат Сибодема, ваша милость.
– Вы твердо решили начать войну между Поммерном и Пресветлой Покаяной, обрат Сибодема?
– М… м… Я? Как это? Пока не собирался.
– Возможно, вас просил об эхом обрат проконшесс?
Привратник задумался покрепче.
– Обрат проконшесс? Не, про войну не просил.
– Не просил, значит.
– Не. Про войну я бы запомнил.
– Ну, быть может, тогда эту просьбу высказал сам господин превеликий сострадарий? Как-нибудь в личной беседе?
– Обрат эпикифор? – испугался привратник. – С чего вы взяли?
– Как – с чего? Согласитесь, начинать без ведома его люминесценция такое богоугодное дело, как война, было бы не совсем скромно. Разве нет?
Обрат Сибодема к каверзным вопросам явно не готовился. Потому добросовестно перекрестился и стал ждать помощи свыше.

* * *
Обенаус усмехнулся.
Все они боятся выйти за рамки инструкции, слуги люминесценция. У них годами отбивают охоту мыслить, вырабатывая к этому страх и отвращение на уровне рефлекса. В результате их абсолютно не смущает ситуация, когда догма противоречит очевидным фактам. Главное, чтобы была инструкция, причем простая и незамысловатая вроде сандалии святого Корзина, идола бубудусков. С инструкцией они сильны и неукротимы. Зато любая дилемма погружает их в младенческую беспомощность. Но самое ужасное для сострадариев, как и для любых фанатиков вообще, наступает тогда, когда одна инструкция противоречит другой. Тут они ступорят, булькают, пузыри пускают и страдают от нехватки воздуха пуще утопленника с камнем на шее.
Обенаус молчал, наслаждаясь ситуацией.
Сибодема пыхтел, вращал глазами и чесал затылок. Неизвестно, сколько еще продолжались бы мучения честного привратника, если б с затемненного крыльца посольского особняка не послышалось деликатное покашливание. Потом прозвучал еще и голос. Добрый такой. Тихий. Проникновенный. Сострадающий.
– Обрат Сибодема! Будь добр, пропусти господина барона вместе со шпагой.
Привратник с огромным облегчением вытер лоб и отступил в сторону. Выбирать между войной и миром теперь предстояло не ему.
А с крыльца спустился сам обрат проконшесс. Он учтиво поклонился гостю.
– Приношу извинения, господин посол. Обрат Сибодема служит у нас недавно, с новыми обязанностями еще не освоился.
– Понимаю, понимаю, – сказал Обенаус. – Я слышал, бубудусков учат другому.
– А я слышал, вы сегодня обливались?
– А вы, говорят, этого избежали?
– О, если иметь хорошую охрану… Из бубудусков.
– Да, я заметил кое-кого в саду. Хорошо развиты физически.
– Прошу в дом, сын мой. У вас острое зрение.
За спиной барона хлопнула калитка, лязгнули засовы, щелкнул замок, скрипнула щеколда, звякнула цепь. В завершение всей этой симфонии обрат Сибодема с облегчением высморкался.
– Вы идете? – спросил проконшесс, поднимаясь на крыльцо.
– Знать бы куда, – усмехнулся Обенаус.
– Туда, куда ведут все дороги.
– К истине?
Гийо распахнул дверь.
– К вере.
– Я бы предпочел истину.
– Э! – в свою очередь усмехнулся проконшесс. – Кто ее только не пробовал искать, вашу истину. И каков результат? Кто-нибудь нашел?
– Целиком никогда и не найдут. Но каждая малая ее частица есть удача.
– Удача? Благодаря таким удачам стали возможны наркотики, аборты, огнестрельное оружие. Разве не так?
– Все зависит от того, в чьи руки попадает истина, святой отец.
– Если открытие важное, оно неизбежно попадает во множество рук. А мы несовершенны, не созрели для очень многих открытий. Даже из нашего незабвенного, но забытого прошлого.
– Э! Давний спор. Подобные доводы приводились уже невесть сколько лет назад. Причем каких! Световых…
Проконшесс остановился перед лестницей, пропуская гостя. Через его усмешку неожиданно прорвалась самая настоящая грусть.
– О, барон! В результате мы оказались невесть в скольки световых годах от Земли, и с этим никак не поспоришь. Неужели вам больше нечего возразить?
Обенаус тоже остановился.
– Отчего же? Есть, конечно. И более чем достаточно.
– Ну и? В двух словах?
– В двух словах? Хорошо, извольте. Я слышал, что базилевс-император недавно излечился от пневмонии с помощью померанских антибиотиков.
– Пресветлый хранит его величество, – отозвался Гийо. – В том числе и с помощью антибиотиков. Но прошу вас, проходите.
Невысокий Обенаус поднялся на ступеньку и посмотрел прямо в его глаза. На секунду оба замолчали.
– Сколь необъяснимы бывают симпатии, – удивленно сказал покаянец.
Обенаусу показалось, что он искренен.
– Почему? В конце концов мы оба принадлежим к человеческому роду.
Проконшесс тихонько посмеялся.
– И с этим не поспоришь. Но есть и еще кое-что. Мне кажется, дорогой барон, что мы с вами образуем две части некоего целого.
– Две разные части?
– Разумеется. Только давайте не будем делить все на белое и черное. Образно говоря, там, где я вижу непостижимое, вы ищете простое объяснение, главная разница в этом. В этом же корни нашего противоборства, которое дает именно тот результат, который угоден Провидению.
– А истина посередине?
– Ох, опять вы про истину.
– Извините, больше не буду.
– Да ладно, попробуем поискать и вашу истину. За результаты, впрочем, не ручаюсь. Истину обрести куда труднее, чем веру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24