Сталин также успешно осуществлял руководство в напряженнейшей обстановке, в том числе в более старом возрасте, чем Ленин, в годы Великой Отечественной войны. То, что было проделано Ставкой ВГК в смысле планирования, разработки и проведения стратегических операций, а их за четыре года войны было проведено полторы сотни, причем на пространстве фронта протяженностью в 6.000 км. – это сверх обычных человеческих сил, это – гениально, и это было проведено мастерски, в высшей степени военно-профессионально и компетентно. И это, разумеется, не могло не подточить даже стального здоровья и стальной воли Сталина. Физическая немощь, характерная для старения организма, стремительно захватывала Сталина в послевоенные годы, особенно после 1949 г. И этот объективный факт нельзя сбрасывать со счета. Более того, мы должны его всемерно учитывать и понять, что и Сталин был отнюдь не машина, а человек, причем с весьма скромными физическими возможностями. Но жил он за счет своей воли, и пока мог, держал себя в руках. Когда же силы стали уходить, воспрепятствовать этому физиологическому процессу было просто невозможно.
И именно в этих условиях его контроль за партией, за государством, и его информированность насчет их состояния, резко изменились: он стал утрачивать контроль и подобно Ленину, именно этот факт стал его крайне нервировать и беспокоить. И чем больше он нервничал, тем хуже становилось его физическое состояние. И в этом положении он стал острее не доверять окружающим. Просто не доверять никому и во всем, не имея прежней возможности, вместо негативного недоверия, взять под жесткий позитивный контроль всю информацию, поступающую наверх.
Этого он просто не мог уже сделать физически, и это, разумеется должно было вызвать внутренний взрыв. В приступе бессильного гнева у него произошло кровоизлияние в мозг – инсульт. Тот же конец, что и у Ленина. Профессиональное острое заболевание государственных деятелей мирового масштаба, привыкших тащить на себе всю государственную и партийную машину. Как только способность тащить воз прекращалась, эти деятели тотчас же ломались. Это означало, что они работали до полного износа, до конца, пока только хватало сил.
Так Сталин в самой своей смерти снова встал вровень с Лениным. Разница была лишь в том, что Ленин умер в кругу заботливых близких, Сталин же умер, в полном одиночестве, оставленный, изолированный, без родных и соратников. Так прошла эта жизнь, безжалостная, как зверь.
И смерть тоже оказалась и мучительной, и безжалостной.
Итак, подведем некоторые итоги.
Вышеприведенные данные, вероятно, ни у кого не оставят теперь сомнения, что у Сталина присутствовали в его деятельности элементы мистического восприятия действительности, и они усилились особенно к концу его жизни, после 70 летнего юбилея.
Почему важно обнаружить, отметить и обратить внимание на этот момент, на эту, в некотором роде «мелочь», свойственную лишь внутренней скрытой психологии Сталина и никогда им не проявляемую открыто и тем более не афишируемую?
Потому, что при помощи этой черты, т.е. при учете ее существования, мы можем лучше понять и логически объяснить некоторые известные, но не совсем понятные факты из сталинской биографии или кое-что из его действий.
Дело в том, что внимание к мистике чисел, вера в «счастливые» и «несчастливые» годы, существенно ослабляли у Сталина в последний период его жизни (с 1949 по 1953 гг.) способность к трезвой, критической оценке действительности, в то время как прежде такая способность ему никогда не изменяла.
Так, проведя успешно в «счастливый» 1939 г. сногсшибательную и сенсационную договоренность с Гитлером, заставив весь мир удивляться своему дипломатическому ''везению", Сталин, разумеется, не изменил своих взглядов на фашизм и на реальную угрозу войны со стороны Германии.
Наоборот, он твердо знал, что война непременно наступит, но его главной заботой стало то, чтобы она не пришлась на несчастливый 1941 г., а началась бы, по крайней мере, в «счастливом» для него 1942 г.
Вот почему все его усилия, все мероприятия в области внешней и внутренней политики в течение 1939, 1940 и первой половины 1941 гг. были направлены только на то, чтобы любым способом оттянуть войну и не дать ей вспыхнуть в 1941 г. Отсюда становится особенно ясно, почему Сталин буквально «не хотел замечать» подготовки войны со стороны Германии и пресекал всякие обсуждения этой темы в верхних этажах партийных, военных и государственных кругов. Он был уверен, что германский фашизм имеет и в советском госаппарате своих нераскрытых шпионов, и потому рассчитывал своим спокойствием и полным исключением обсуждения подготовки к войне, оттянуть начало войны до «благоприятного» 1942 г., и не дать немцам хоть малейшую зацепку для придирок и недовольства. Вот почему он не реагировал на предупреждения о подготовке немцев к войне, о намеченных уже для ее развязывания датах, ибо принимал все это за «провокацию», а не потому, что он был «слеп».
Однако он упустил при этом из виду, что дело зависело не только от его выдержки, но и от вероломства гитлеровского руководства. Этот фактор он полностью не учел, ибо считал, что Гитлер как истинный, педантичный немец, будет верен своему слову. И в этом была огромная сталинская ошибка, происшедшая из-за того, что он посчитал более надежным не классовое чутье, а убеждение в магическом сочетании благоприятных и несчастных дат.
Такую же ошибку он сделал и во время советско-финской войны. Хотя 1939 г. был в центом счастливым для подобного мероприятия, но переговоры с финнами, начатые еще весной, затянулись из-за финского упрямства до ноября 1939 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48