Олег Постнов
Отец


Постнов Олег
Отец

Олег ПОСТHОВ
ОТЕЦ
Hачиная этот, по необходимости краткий, отчет, мы первым делом считаем долгом своим сознаться не только в собственном неумении и непривычке к составлению подобного рода документов, но, что важней, в определенной предвзятости, а значит и необъективности нашего взгляда на суть тех событий, объективное изложение которых как раз и есть, вернее, должно было бы быть целью подобного очерка - как, впрочем, и доброй волей его автора, коль скоро он уже взял на себя труд этот очерк составить.
А между тем это для нас невозможно. Мистерии родственных уз редки в наш век, и потому нет ничего удивительного в том, что наше собственное мнение, вероятно, сильно отличается от мнений прочих участников дела и особенно от мнения его главного участника (если только предположить, что его вообще следует принимать в расчет). Мы к тому же имели несчастье слишком близко коснуться некоторых сторон происшествия, которое намерены описать, хотя, опять-таки, это дело давнее, а время имеет свойство сглаживать углы. И тем не менее кое-кто безусловно найдет, что мы попросту сгущаем краски. Что выбор темы, по крайней мере, требует иных средств, чем те, которыми мы располагаем. Что, наконец, мы воспользовались - самым неделикатным образом - своей осведомленностью, вовсе упустив из виду простые нормы приличия. Все это может быть. Hо приходится мириться с неизбежным. А потому мы не хотим выдумывать себе дальнейших оправданий, заранее сознаем слабость и недостаточность их и смиренно склоняем голову под справедливый упрек, лишь повторяя вслед великому древнему поэту, мол, будет и того, что болезнь указана, а как ее излечить - это уж Бог знает!
Летним утром 197* года Сергей Михайлович Дозорский, наш герой, вышел во двор своего дома с совочком в одной руке и жестяным ведерком, разрисованным многоцветными бабочками и лепестками, в другой. Поскольку Сергею Михайловичу только что накануне, позавчера, исполнилось шесть лет, дело, им предпринятое, открывало еще перед ним всю важность своего значения и было ему даже отчасти неприятно, хотя и, как он думал сам, необходимо.
Отпустив подъездную дверь (она сейчас же с грохотом обрушилась на косяк, вызвав дребезжание ближайших оконных стекол), Сергей Михайлович остановился на краю низенького бетонного крылечка, пристроенного к подъезду ввиду кривизны фундамента, и оглядел двор. Двор был залит солнечным светом и, как все дворы Городка в это время дня и года, представлял собою небольшой, в меру запущенный эдем накануне грехопадения. Здесь всего было вдоволь: кустов, газонов, берез, посыпанных гравием дорожек, все это чередовалось и уравновешивалось друг другом так, что двор не выглядел ни тесным, ни пустым, и тот, кто вздумал бы описать его словами, едва ли бы избег выражений вроде "красочный ансамбль " и "живописный беспорядок ".
Дозорский, однако, глядел кругом, менее всего помышляя о красотах природы. Этот двор вместе с некоторыми окрестностями и частью соседней улицы, уводившей в другие дворы, заключал в себе мир, весьма сложный и запутанный, но который все младшие обитатели дома знали наизусть. Детство поколений копирует юность человечества, и потому двор был разбит, словно античный космос, на множество мест, понятных лишь изнутри и независимых друг от друга. Мир составлялся из этих мест.
Прямо против подъезда, тесно друг к другу, располагались два наиболее важных из них: песочник и качели. Их удачно разделяла живая изгородь, довольно высокая, чтобы скрыть тех, кто играл в песке, от тех, кто качался на качелях. Слева, ближе к дороге, юная ива теснила край белокаменной трансформаторной будки, и тут, в тени, было третье по важности публичное место двора. Hазывалось оно, согласно главной, принятой здесь забаве, "вокруг будки ", что не мешало, впрочем, по временам использовать удобную белую стену для игры в мяч. Далее, по ту сторону улицы, пестро раскидывались задворки торгово-бытового комплекса, полные ломких, как печенье, ящиков и пыльных картонных плит. Еще в пору строительства комплекса задворки получили название "стройка ", укоренившееся вопреки окончанию работ. Там тоже была белая стена (за нее въезжали товарные автомобили), перед ней лужайка, а сбоку чернел ржавый ряд мусорников - ночлежка нищих котов. Более независимые в сравнении с котами птицы порхали в голубом небе над мусорниками весь день, до вечера.
Кроме этих, общепризнанных мест, существовали и другие, не пользовавшиеся, правда, доброй славой, скорее наоборот, но все-таки нужные на свой лад. Их тоже, разумеется, все хорошо знали.
Оглядев двор и ту часть "стройки ", которая видна была с крыльца будка заслоняла только шеренгу мусорников - Дозорский убедился, что ни его приятелей, ни врагов не было сейчас вблизи дома. Это обстоятельство его порадовало. У него был план, однако же он боялся как-нибудь ошибиться. Оставив крыльцо, он прошел под окнами вдоль стены и заглянул за угол, в дальний подвальный спуск, сырой и сумрачный от отсутствия солнца. Спуск тоже был пуст.
Подвал играл свою важную роль в жизни дома. Это была теневая часть мира, обитель скелетов и мертвяков. Входы в него, забранные с трех сторон решетками, служили одновременно лестницей в преисподнюю и тюрьмой, и, наряду с ними, на особом положении были только заросли кустарника: шиповный куст перед качелями, куст гибридной смородины за песочником и еще два куста неизвестной породы, с бледно-зелеными, точно вываренными листьями и мелкими сморщенными ягодами, оставлявшими на пальцах мучную пыль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11