Ему не пришлось ничего объяснять: банк информации медицинской программы уже дал объяснение.
– Я уже заказал для тебя кокон, – благожелательно сказала программа. – А теперь об этих снах...
– Да? – жалобно спросил Снизи. Он не хотел говорить и о снах. И никому не говорил, даже Онико; он вообще не желал вспоминать о них, проснувшись.
– Ну? Так что же тебе снится?
Снизи колебался. Что ему снится? А что не снится?
– Мне снятся родители, – начал он, – и Дом. Настоящий дом, в ядре...
– Конечно, – с улыбкой сказал врач.
– Но есть и другие сны. Они... другие. – Снизи помолчал, задумавшись. – Они страшные. Они... Иногда это какие-то насекомые. Целые тучи их. Ползают, летят, прыгают... – Они носятся вокруг него, заползают в одежду, в рот, в кожу, жалят без боли... – Они похожи на светлячков, – закончил он дрожащим голосом.
– А ты видел когда-нибудь светлячка? – терпеливо спросила программа.
– Нет. Только на картинках.
– Светлячки не жалятся, Снизи, – заметила медицинская машина. – А те, что жалят, вызывают боль и зуд. Такое у тебя бывало?
– О, нет. Ничего подобного... По крайней мере не совсем так, – поправился Снизи. – Но начинается... не знаю как сказать... что-то вроде зуда в голове. То есть я хочу сказать, что мне... мне хочется узнавать все новое.
– Что узнавать, Снизи?
– Все, – жалобно ответил мальчик. Снизи понимал, что плохо описывает свои сны. Но как это сделать, когда пытаешься передать сон словами? Сны туманные, расплывчатые, бесформенные. А слова жесткие и точные. Язык Чувства хичи подошел бы лучше для этой цели, но программа говорит по-английски, а Снизи слишком воспитан, чтобы пожаловаться на это.
Но программа понимающе кивнула.
– Да, да, Снизи, – ласково сказала она, – эти сны символичны. Возможно, они отражают твой совершенно естественный детский интерес к сексуальности твоих родителей. Возможно, они свидетельствуют об испытанных тобой травмах. Ты можешь сам не осознавать это, Снизи, но за последние несколько лет ты испытал более сильный стресс, чем приходится взрослым испытывать за годы.
– О, – сказал Снизи. На самом деле он это прекрасно осознавал.
– К тому же, – вздохнула программа, – в наши дни все испытывают дурные предчувствия. Не только дети. Взрослые обоих народов и даже машинные сознания. Никто не является исключением. Ты понимаешь, что я имею в виду Врага.
– Да, он очень страшный, – согласился Снизи.
– Особенно для впечатлительного ребенка, у которого есть свой личный, хотя и безосновательный, опыт на Сторожевом Колесе. – Машина откашлялась, объявляя о перемене темы. – А теперь расскажи о своем дневнике. – Она благожелательно улыбнулась.
Снизи еле слышно зашипел, приспосабливаясь к новой теме.
– Он не дает мне тосковать по дому, – сказал он. Не потому, что это правда: на самом деле нет, дневник не мешал тосковать. Просто Снизи уже понял то, что понимает любой ребенок, человеческий и хичи. Когда взрослые задают трудные вопросы, нужно давать на них самые легкие ответы. Такие ответы, каких они ожидают.
– Прекрасная терапия. – Медицинская машина кивнула. – Но такие подробности, Снизи! Так много страниц данных! Можно подумать, что ты пытаешься составить энциклопедию. Может, тебе все-таки стоит меньше времени тратить на это и больше играть с товарищами?
– Я постараюсь, – пообещал Снизи. И когда его наконец отпустили, по пути домой он пересматривал абзацы своего дневника. Теперь они часто должны начинаться словами «Человеческие программы не очень разбираются в детях хичи».
Но когда он снова занялся дневником, писал он совсем не об этом.

Что бы ни говорил Альберт, мне жаль Снизи. И Онико. И... о, дьявольщина, жаль даже Гарольда Врочека. Гарольд в сущности не такой уж плохой. У него просто не хватает практики быть хорошим.
Втроем они продолжали много времени проводить друг с другом, а не с остальными тремястами учениками, хотя Гарольду не нравилось, что Снизи и Онико часами писали свои дневники.
– Боже мой, – жаловался он, – неужели вам правда нужно узнать все?
– Нам это нравится, – просто ответила Онико. Гарольд, сдаваясь, развел руки. Но, так как делать было нечего, тащился за ними в классы и начинал заниматься. И, ко всеобщему удивлению, отметки его начали улучшаться.
Если не считать одиночества и тревожных снов, Снизи нравилось в школе. На пляже очень приятно, когда привыкаешь к близости воды; спортивная машина соорудила специально для Снизи устройство, которое позволяло ему плавать, и вскоре он уже плавал лучше многих. Уроки проходили интересно. Остальные ученики, если и не были по-настоящему дружелюбны, то проявляли терпимость. А остров оказался прекрасен, он полон был удивительными и часто тревожащими вещами. Например, сразу над школой располагался луг. Там паслись большие рогатые травоядные. Снизи поискал их в базе данных и обнаружил, что они называются «крупным рогатым скотом». А когда узнал, для чего в основном выращивают скот, пришел в ужас. Все четыре года на Сторожевом Колесе Снизи предпочитал не думать, откуда черпают протеин его соученики. А теперь перед ним были мычащие и испражняющиеся источники всех бифштексов и гамбургеров. Отвратительно! Девяносто пять процентов пищи Снизи, как и у всякого нормального хичи, изготовлены из замороженных кометных газов – или любого другого подходящего источника четырех базовых элементов человеческого питания: углерода, водорода, кислорода и азота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111