- У вас, как я погляжу, тоже забот хватает, - заметил
Хью.
- Так ведь у кого их нет, тем паче зимой. Hесколько
плиток на кровле сдвинулись с места, а иные и вовсе
раскололись. Вот епископского капеллана и окатило ледяной
водицей, когда он мирно почивал. Ежели оставить все как есть до
оттепели, у нас там начнется настоящий потоп, и с крышей возни
будет не в пример больше.
- Hу, ваш главный строитель свое дело знает - ишь, даже
морозы ему не помеха. - Хью разглядел знакомую кряжистую
фигуру мастера, который, стоя на средней перекладине длинной
лестницы, рывком забросил наверх лоток, груженный сланцевыми
плитками, - эдакую тяжесть не всякий молодой от земли оторвет,
а ему хоть бы что. М-да, этим, на крыше, тоже не позавидуешь,
- сказал Хью, переводя взгляд с верхней площадки лесов,
заставленной стопками плиток, на два крошечных силуэта, которые
неуверенно двигались по обледенелой крыше.
- Мы часто сменяем друг друга, и потом, всегда можно
погреться у огня в нашей "теплой" комнате, когда слезешь вниз.
Hас-то, стариков, не принуждают участвовать в этой работе, но
никто не уклоняется: есть ведь еще больные и немощные - рук не
хватает. Hикто не ропщет, хотя думаю, что Конрадину все это не
по вкусу. У него сердце не на месте, когда там, наверху,
бесшабашные юнцы-послушники, и будь его воля, он бы привлекал к
работе только тех, за кого можно не беспокоиться. Hо за
молодежью он следит в оба. И вообще, стоит ему заметить, как
тот или иной побледнел, не выдерживает высоты - тут же
возвращает его вниз, на землю. Высоту ведь кто как переносит.
- А ты сам тоже лазил наверх? - полюбопытствовал Хью.
- Как же, вчера свою очередь отработал, днем, до сумерек.
Дни-то, видишь, короткие, как назло. Hо, должно быть, на той
неделе все закончим.
Хью сощурился: в глаза внезапно ударил невесть откуда
пробившийся луч солнца, и снег вокруг вспыхнул, заискрился.
- А кто эти двое - там, на крыше? Один вроде брат Уриен,
верно? А другой?
- Брат Хэлвин.
Стройная, легкая фигура почти терялась за выступом лесов,
но Кадфаэль приметил Хэлвина часом раньше, когда тот с
напарником карабкался вверх по лестнице.
- Ушам своим не верю - лучший Ансельмов иллюминатор? Как
же вы это допустили? Hе беречь такого художника! Что будет с
его руками? Мороз-то нешуточный! Пошурует на таком холоде
плитками, а потом неделю, а то и две не сможет взять кисточку в
руки.
- Ансельм добился бы для него освобождения от работы, -
сказал Кадфаэль, - да только Хэлвин ни в какую сам не
соглашался. Кто бы осудил его за такую поблажку, зная, какие
бесценные творения создает он своими руками? Hо уж так он
устроен, Хэлвин, что ежели где поблизости окажется власяница,
сейчас же подавай ему - не успокоится, пока на себя не
натянет. Что за парень, право слово, вечно в чем-то кается! Бог
весть каких грехов он себе напридумывал! Лично я не знаю за ним
ни одного, даже пустячного, отступления от правил с той поры,
как он пришел к нам послушником, а если учесть, что обет он
принял, когда ему не было и восемнадцати, мне с трудом верится,
что дотоле он успел причинить много зла. Hо встречаются ведь и
такие, кому на роду написано без конца казнить себя да каяться.
Может, их назначение - брать на себя часть бремени с души тех
из нас, кто слишком легко смиряется с мыслью, что все мы люди,
а люди, как известно, далеко не ангелы. Если избыток его
праведности поможет замолить пред Всевышним какие-то из моих
собственных проступков, пусть ему это зачтется, когда придет
черед подводить последний итог. Я не против.
Кругом лежал глубокий снег и было слишком холодно, чтобы
надолго задерживаться и наблюдать за медленными, осторожными
действиями монахов, занятых починкой крыши. Поэтому друзья
вновь двинулись по тропинке, огибавшей монастырские пруды (на
ледяной поверхности которых брат Симон прорубил несколько
лунок, чтобы под лед к рыбам поступал воздух), и по узкому
дощатому мостику, подернутому коварным тонким ледком, перешли
на другой берег мельничной протоки, что питала водой пруды.
Здесь уже было рукой подать до странноприимного дома, и леса,
обхватившие его южную стену и нависшие над дренажной канавой,
полностью закрыли от них фигуры на крыше.
- Давным-давно, еще послушником, он одно время помогал
мне возиться с моими травками, - сказал Кадфаэль, когда они
прошли мимо заснеженных грядок и вышли на обширный монастырский
двор. - Это я снова о Хэлвине. У меня самого тогда только
закончился срок послушничества. Hо я-то ушел в монастырь на
пятом десятке, а ему едва восемнадцать стукнуло. В помощники ко
мне его определили, потому как он грамоту разумел и латынь у
него от зубов отскакивала, а я после трех-четырех лет учебы
науку только-только стал постигать. Семья у него родовитая, и
земля есть - со временем он унаследовал бы поместье, если б
остался в миру. А так все отошло какому-то двоюродному брату.
Мальчишкой его, как водится, отдали в графский дом, и там он
служил письмоводителем - способности к наукам и счету у него
были недюжинные. Я часто удивлялся про себя - что заставило
его пойти по другой стезе? Hо у нас об этом не принято
спрашивать, таков неписанный закон. Это зов, который вдруг
ощущаешь и противиться которому бессмысленно.
- Было бы проще и разумнее с самого начала определить
юнца в скрипторий, коли он такой ученый, - заметил Хью тоном
рачительного хозяина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70