Искромсанные сланцевыми плитками ноги Хэлвина кое-как
зажили, но смотреть на них было жутковато, и о том, чтобы
вставать, покамест не могло быть и речи. Правда, один раз
Кадфаэль все же позволил Хэлвину, надежно поддерживаемому с
обеих сторон братьями, немного постоять, опираясь на костыли,
которые смастерил для него брат Льюк. Откровенно говоря, еще
неизвестно было, понадобятся ли вообще ему эти костыли. Если
Хэлвин не сможет опираться ни на одну ногу, какой тогда прок от
костылей? И все же Кадфаэль и Эдмунд очень надеялись, что со
временем Хэлвин сможет наступать на правую ногу, а там,
глядишь, мало-помалу и на левую, если, конечно, помочь ему в
этом, проявив выдумку и изобретательность при изготовлении
особой обуви.
Вот почему в конце января брат Кадфаэль посетил молодого
Филипа Корвизера, сына провоста, и, немало поломав голову,
объединенными усилиями они соорудили страшные с виду (как и
ноги, для которых они были изготовлены), но теплые сапоги,
которые должны были обеспечить устойчивость изуродованным ногам
Хэлвина. Сделаны сапоги были из толстенного войлока, на прочной
кожаной подошве, плотно стягивались ремнями, прикрывая и
оберегая покалеченную плоть, а главное, создавая ей надежную
опору. Хорошо еще основные кости уцелели. Филип был очень
доволен своей работой, но не желал слышать никаких слов
благодарности, пока Хэлвин не примерит сапоги и не
удостоверится, что они ему удобны.
Все, что братья делали для него, Хэлвин принимал со
смиренной благодарностью и день за днем настойчиво трудился,
восстанавливая свое мастерство иллюминатора. Однако, едва лишь
выдавалась свободная минута, он брал костыли, выбирался из
своего уголка и, неуверенно балансируя на слабых ногах, упрямо
учился ходить, готовый в любой момент схватиться за стену, если
потеряет равновесие. Понемногу к его мышцам начала возвращаться
сила и уже в начале февраля Хэлвин уверенно опирался на правую
ногу, более того - он даже мог стоять на ней несколько
мгновений. С этого времени Хэлвин ковылял на своих костылях
самостоятельно, не пропускал ни одной службы и опять начал петь
в хоре. К концу февраля он научился использовать в крайних
случаях и левую ногу, хотя, разумеется, вставать на нее не мог,
да и вряд ли она когда-нибудь сумеет теперь выдержать его вес,
каким бы малым он ни был.
В одном Хэлвину повезло. После того как стаял тот ужасный
снег, что обрушился в декабре на всю их округу, погода
установилась более или менее приличная. Отдельные заморозки,
конечно, случались еще не раз, но длились они не долго, а если
снег и выпадал, то сходил почти сразу. Вот поэтому, едва
приспособившись к костылям, Хэлвин принялся упражняться в
ходьбе на свежем воздухе и скоро достиг в этом больших успехов.
Трудности возникали у него теперь только при заморозках, когда
покрывались льдом булыжники монастырского двора.
В марте дни удлинились, и весна принялась боязливо
намекать о своем скором приходе. И вот однажды брат Хэлвин,
дождавшись на заседании капитула, когда закончится обсуждение
неотложных дел, встал со своего места и смиренно, но твердо
попросил выслушать его. Смысл его просьбы был понятен только
аббату Радульфусу и брату Кадфаэлю.
- Отец аббат, - заговорил Хэлвин, не сводя своих темных
глаз с Радульфуса, - тебе известно, что когда со мной
приключилось несчастье, я возымел горячее желание совершить
паломничество, буде Господь проявит ко мне, грешному, Свою
милость и дарует исцеление. Отец наш небесный не покинул меня в
моих горестях, и теперь я прошу позволения исполнить свой обет.
Уповаю на молитвы моих братьев во Христе, и да помогут мне
молитвы эти осуществить задуманное и благополучно вернуться в
обитель.
Радульфус взирал на просителя в молчании, ничем не
проявляя своих чувств, продолжалось это так долго, что у
Хэлвина от волнения кровь прилила к впалым щекам.
- Зайди ко мне после капитула, - произнес наконец аббат.
- Ты расскажешь мне, как собираешься действовать, а я решу, в
силах ли ты выполнить это.
В покоях аббата Хэлвин еще раз повторил свою просьбу.
Говорил он открыто, не таясь, ведь присутствующие знали о его
прегрешениях. Кадфаэль понимал, почему его пригласили
присутствовать при этом разговоре. Прежде всего, для него не
было тайной содержание предсмертной исповеди Хэлвина, а еще он
мог высказать мнение о состоянии здоровья своего подопечного и
оценить, способен ли тот совершить такое длинное путешествие.
Hо была еще и третья причина, о которой брат Кадфаэль до поры
до времени не догадывался.
- Hе могу и не хочу, - сказал аббат, - удерживать тебя
от исполнения того, чего страждет твоя душа. Hо полагаю, ты еще
недостаточно окреп. Погода последние недели нас баловала, но до
настоящей весны пока далеко, может быть, завтра опять
похолодает. Одумайся, ведь совсем недавно ты лежал при смерти,
и мы боялись, что ты отойдешь в мир иной. К чему спешить,
подожди, когда у тебя прибавится сил и тогда, с Божьей помощью,
ты исполнишь свой обет.
- Святой отец, - горячо возразил Хэлвин, - потому я и
спешу, что был так близок к смерти. А что если она настигнет
меня, прежде чем я успею искупить свой грех? Hежданная кончина
может положить предел любой жизни. Мне ли этого не знать? Ведь
я уже получил предостережение и не могу отмахнуться от него так
просто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70