– Кое-что я нашел как раз по мне. – Офицер вытащил из развала связку четырех томов Ровинского. – Давно искал именно это тиснение, где столбцы описей уснащены петит-гравюрами.
– Сто рублей! – отомстила ему фрау Мильх за все сразу.
– Ну что ж. Возьму… Мне еще нужен второй том морозовского каталога. Знаете, такой громадный томина инфолио? В сером сатинете, а буквы в золоте.
Фрау Мильх не упустила удобного случая, чтобы спросить:
– Я приготовлю… Когда зайдете в следующий раз?
Однако офицер уклонился от ответа:
– Как-нибудь… При случае загляну.
– Вы, наверное, с подводной лодки «Макрель», которая всю ночь не давала мне спать своей нахальной сиреной? Обычно офицеры на субмаринах неразговорчивы. Я понимаю, у них такая собачья служба, что они уже белого света не видят…
– Заверните, – сухо произнес офицер, расплачиваясь. Фрау Мильх ловко обрезала ленточку на пакете с книгами.
– Обычно, – сказала она рассеянно, – мой магазин доставляет товар на дом. Зачем вам таскать эту тяжесть по городу? Назовите, в какой гавани вы стоите, и моя прислуга доставит пакет… в Минную гавань? Или, может, в Купеческую?
– Благодарю, – откланялся офицер. – Но мы… на рейде!
Выпуская его на улицу, дверь брякнула звонком. Фрау Мильх опустила шторы на окнах. Торговля окончена. День был неудачный. Итак, жизнь отшумела… Без любви, без кухни, без внуков. Дело лишь за крейсерами кайзера, которые в беспощадном грохоте орудийных башен успокоят ее суетливую старость.

* * *

А на тихой Шарлотинской – за тем самым костелом, куда офицерские дамы бегают посмотреть на красивого ксендза-поляка, – затаилась старинная кофейня «Под двуглавым орлом», прославленная, своей кондитерской кухней. Здесь ко дню тезоименитства императора и его супруги издавна выпекают праздничные торты, похожие на храмы, в пасхальные торжества здесь готовят «патриотические» яйца из шоколада, которые потом круглый год хранятся как украшение на квартирах либавских обывателей. В витринах этой цукерни всегда выставлены корзиночки со свежайшими марципанами.
Старший лейтенант Сергей Николаевич Артеньев отворил бесшумную дверь, и сразу – еще от порога – повеяло ароматом цукатных булочек. В прихожей он оставил пакет с книгами, повесил на раскрылку шинель. Потирая с холода ладони, Артеньев огляделся в гостиной. Сегодня здесь что-то безлюдно. Он присел за крайний столик. Лезвием десертного ножа выразительно постучал в нежно поющую грань хрустального бокала.
– Кельнер! – позвал резко, обратись к дверям кухни…
В зеркале напротив офицер уловил свое отображение. Виски уже тронула седина, а идеальная белизна воротничка еще больше выделяла серость усталого лица. Глаза были съедены солью – красные, словно у алкоголика с похмелья. Да-а… Последний переход от маяка Риксгефта, что возле Данцига мигал по расписанию только кораблям германским, – этот переход дался команде нелегко. Всяко было в прошедшую ночь, и роковой след пузырей от вражеской торпеды, – этот след лишь случайно прочертил за кормою эсминца. Артеньев почти любовно коснулся очаровательной белизны кувшина для сливок. Ведь не успей они вчера отработать левой машиной, и эта белизна фаянса уже никогда не приласкала бы его взора…
– Что угодно господину лейтенанту? – раздался голос.
Артеньев обернулся и невольно привстал. Перед ним стояла кельнерша, незнакомая ему по прежним посещениям кондитерской. Это была обворожительная, цветущая здоровьем женщина, вся в хрустящем ворохе кружев. Губы ее трепетно улыбались, а глаза (ах, какие это были глаза!) оставались слегка печальны.
– Кофе, – сказал ей Артеньев.
– Коньяк? – тихонько предложила она.
– Нет. Меренги. Если свежие.
– Странно.
– Что вас удивило?
– Моряк и… без вина?
Артеньев мельком глянул на плакат военного времени, висевший над ним: паровоз Германии улетал во вьюжную ночь России, машинист-кайзер вел его прямо в пропасть, а лопоухий кочегар, принц Генрих, лопатою швырял в ненасытную топку батальоны, дредноуты, пушки…
– Видите ли, – отвечал Артеньев, откровенно любуясь красотой кельнерши, – флот России достаточно велик, и каждый корабль этого флота имеет свои собственные традиции. На нашем корабле нерушима заповедь: пить поменьше и… лучше пить на корабле!
– Entschuldigen Sie, bitte1, – засмеялась женщина, – в таком случае есть корабли, на которых пьют как можно больше?
– Есть и такие, майн херц, – согласился Артеньев… На искристой от крахмала скатерти, как отличный натюрморт, была вписана желтизна лимона и розовая мякоть воздушных меренг.
– Простите, фрейлейн, – спросил Артеньев, коснувшись платком коротких усов, – отчего я вас никогда здесь не видел? Наверное, вы нанялись в услужение сюда недавно?
– Совсем недавно.
В разговоре выяснилось, что кельнершу зовут Кларой Изельгоф. Артеньев осторожно осведомился – кто она: латышка или… немка?
– Я не способна точно ответить на ваш вопрос, – отвечала женщина, – ибо у меня в роду были даже таборные цыгане.
По-русски она говорила чисто – безо всякого акцента.
– Пожалуй, я принесу для вас коробочку марципан. По нашим временам это такая редкость. А мы используем для них еще добротные довоенные запасы…
– Не стоит беспокойства, фрейлейн. Они у меня быстро засохнут, а в каюте и без того полно тараканов.
За стеклом витрины быстро завечерело. Мимо цукерни, держа путь в синагогу, гуртом прошли старые иссохшие евреи, и, глядя на них, Артеньев вспомнил, что сегодня суббота, а значит, на корабле проверка боезапаса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29