..
Не пропуская женщин, милиционер обиженно кричал, что он был ранен, что его чуть не убили, что он честно отвоевал свое и что он их не пропустит, ибо надо уважать порядок.
И снова:
- Дамочки, дамочки!..
Но "дамочки" опрокинули его и густой толпой повалили в порт. Старая вахтерша, бесстрастно наблюдавшая всю эту сцену, помогла милиционеру отряхнуть шинель и с упреком сказала:
- А ты не шуми, сердешный. Какие они тебе "дамочки"?.. Они женки рыбацкие. Они мужей своих поджидают с промысла. У них, может, подушки от слез не просыхают. Война ведь на море. А ты их к диспетчеру не пущаешь! Дурак ты...
- Вот и всегда так, - обиженно ворчал милиционер. - Ты им все вежливо, а они тебя чуть ли не кулаками... На фронте, кажись, и то легче было, чем с этими бабами!..
- Вот ты и шагай на фронт, - логично рассудила вахтерша. - Благо и фронт-то недалек отсюда: к вечеру доберешься...
Такие сцены повторялись в конторе Рыбного порта изо дня в день. Вот и сегодня, когда в небе еще не успели погаснуть бледные зарницы полярного сияния, в проходной уже стали собираться женщины, молодые и старые, красивые и дурные, некоторые - в пальто, а больше - в ватниках.
Разбухшая от сырости дверь, с веревкой и блоком, заменявшими пружину, поминутно хлопала, впуская внутрь клубы морозного воздуха, а висевшая на веревке балластина тяжело рушилась на пол.
Приходили все новые женщины, и каждая еще с порога спрашивала:
- "Аскольд" не вернулся?..
Вот уже больше месяца траулер "Аскольд" находился в открытом океане на промысле, и эти женщины - матери, жены и сестры рыбаков - несколько дней подряд приходили в контору справляться о судьбе корабля.
Обычно раньше всех появлялась в конторе жена аскольдовского боцмана Мацуты Полина Ивановна, или попросту, как все ее звали, тетя Поля, высокая дородная женщина с приятным, немного скуластым лицом...
До войны тетя Поля, первая из рыбачек, ходила вместе с мужем в открытое море. Не отставая от мужчин, она голыми руками шкерила на морозе рыбу, часами простаивала в трюмах, посыпая солью тресковые пласты, и за это приобрела среди команд траулеров известность, какая не снилась ни одной рыбачке. В порту даже поговаривали, что Полине Ивановне надо бы служить боцманом вместо мужа - настолько тот был тих, скромен и почти незаметен, настолько сама тетя Поля была энергична, упряма и остра на язык. Но зато для своих рыбачек она была лучше родной матери: к ней они всегда несли свои радости и беды, и Полина Ивановна принимала все близко к сердцу, как свое кровное, наболевшее.
Появляясь в конторе, тетя Поля всегда первым делом просовывала свою голову в окошечко диспетчера.
- Здравствуй, рыжий, - говорила она парню, сидевшему за пультом. - Ты что здесь делаешь?
- Нет "Аскольда", не пришел еще, - каждый раз отвечал диспетчер, стараясь захлопнуть окошечко.
- Не, не, не. Ты это брось. Коли нет "Аскольда", так ты ответь нам когда он придет.
Сегодня же диспетчер сам заранее высунулся из окошечка и радостно сообщил:
- Тетка Поля, ну и надоела же ты мне! Больше не приставай: ваш "Аскольд" уже входит на Кильдинский плес. Встанет под разгрузку на третьем причале.
Рыбачкам только это и нужно было знать. Они расселись вокруг раскаленной печурки, и тетя Поля, жмурясь от уютного тепла, стала журить пустившую от радости слезу молодую жену машиниста Настеньку Корепанову:
- Ну, чего ревешь-то? Сейчас встретишься...
- Да я думала, что уже все, - всхлипывала молодуха.
- Чего - "все"-то?
- Погибли...
- Ну и дура, коли подумала так. Ты к разлуке-то привыкай - еще насидишься у окна. Уж такая судьба наша: встретишься, опомниться не успеешь, как уже провожать надо... Эдак-то, говорят, еще и лучше для семейной жизни: разлука для любви, что ветер для огня. Я вон со своим боцманом двадцать три года душа в душу провела...
- Двадцать три года... Это сколько же раз, тетя Поля, провожала ты своего в море? Неужели за всю жизнь не разревелась, а?
Тетя Поля неожиданно рассмеялась:
- У-у, еще как! Бывало, иду провожать, а сама в три горла вою. Думаю, потопнет, проклятый, как я без него жить-то буду!
- Ну, а сейчас?
- Э-э-э, - протянула тетя Поля, - нашла что сравнивать! Тогда-то на ёлах да шняках ходили. Бывало, отойдут от берега, а я смотрю и думаю: "Ну, последний раз проводила". Вот тогда-то я и выла в три горла. А сейчас? Не какая-нибудь гнилая шняка выходит на промысел, а целый завод - им и шторм нипочем.
- Да врешь ты все, тетя Поля! - неожиданно зло сказала одна из рыбачек с худым нервным лицом. - Утешаешь ты нас. Ну, ладно - сейчас вернутся. А в другой рейс - как повезет! Немец ведь такой - он не разбирает: ему что линкор, что рыбацкая посудина - он всех топит! А у меня семеро по лавкам сидят. Потопни кормилец - куда я денусь? Ты у меня хоть одного возьмешь, чтобы кормить?
Тетя Поля немного помолчала.
- А вот тебе, - вымолвила не сразу, - тебе надобно бы и поплакать. Остервела ты без мужа-то! Эвон глаза-то у тебя, как у волка, горят... А что касается сопляков твоих, так не только я, но и любая из нас возьмет. Хочешь - хоть сейчас у тебя всех поотбираем?
Женщина сказала шепотом, словно извиняясь:
- Война ведь в море. Я не со зла. Я от беспомощности. Мы их тут вот ждем-ждем, а они, может быть, уже... Ну, не сейчас, так в другой рейс!
И она вдруг испуганно замолчала. Но, точно угадывая ее потаенные мысли, тетя Поля спокойно возразила:
- "Аскольд" промышляет на Рябининской банке. Это далече. Авось бог и милует. - И, сказав так, она погладила по голове прильнувшую к ней Корепанову...
Рука боцманши, знакомая с суровым мужским трудом, не была грубой и жесткой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50