- Только потому и считается за нами эта шхуна, что была выкинута на берег недалеко от нашего колхоза. А так - какой с нее толк? Промышлять на ней не пойдешь, больно хитра, никто и капитанствовать не возьмется. Вот и стоит без дела!..
- Так, значит, не нужна вам эта шхуна?
- Может, после войны и понадобится, - ответил Левашев. - Леса-то нету кругом - на доски переведем...
- Ну, ладно...
Ирина Павловна, машинально оглядев стены избы, завешанные плакатами, остановила свой взгляд на большой диаграмме выполнения плана и вдруг всплеснула руками совсем по-женски:
- Боже ты мой, ну и кривуля же у вас! Это почему же так? Шли, шли - и вдруг сорвались!
Жирная красная черта диаграммы напоминала дугу, которая ровно шла на подъем, переваливая за сто восемьдесят процентов плана, а потом скатилась на девяносто и несколько месяцев подряд дрожала, делая незначительные скачки вверх, точно не могла преодолеть начального падения.
- Девяносто процентов! Так в войну работать нельзя, товарищ председатель.
Левашев покраснел, словно мальчик, который раньше получал одни пятерки и вдруг принес домой позорную двойку.
- Да. Уж так, товарищ Рябинина, случилось. Висит эта кривая на стене, точно хребет переломанный, и не выпрямляется.
- В чем же дело?
И Левашев объяснил: в начале войны зашел в бухту "страшенный" косяк сельди, пожрал все, что было, а выхода найти не мог и сдох, лежит на дне, гниет: с тех пор и другая рыба в бухту не заходит...
- Пробовали в открытое море выходить, - рассказывал Левашев, - нас обстреляли... Так это не все, товарищ Рябинина. Появились в бухте морские ежи, жрут падаль и сами тут же дохнут. На несколько лет вода отравлена.
Ирина встала, натянула на голову платок:
- Чего же вы раньше не сообщали мне об этом? Надо выйти на середину бухты, закинуть сеть, а там посмотрим...
Они прошли на берег, сообща столкнули на воду тяжелый баркас. Левашев с готовностью поплевал на свои мозоли, но Рябинина велела ему садиться за рулевое весло.
- Я хочу немного размяться, - сказала женщина. - Черт знает какая жизнь! Половину дня сидишь, как чиновница, за столом. Перекуриваешься на разных дурацких совещаниях...
Левашев смотрел, как умело, по-матросски сноровисто гребла Рябинина весла отлетали назад в полный мах, она не страшилась ложиться плечом на планширь, брызги, вылетавшие из-за борта, ее не пугали - она даже не жмурилась от них. Скинула пальто - дышала полной грудью.
- Я так думаю, - говорил Левашев мечтательно, - что, коли нашего брата вовсю берут, значит - наступление скоро. И не где-нибудь, а здесь вот, у нас.
- Может быть, - согласилась Рябинина. - Мне муж рассказывал, что здесь наступать будет очень трудно. Немцы забились под землю - у них даже машины под землей разъезжают. Туннели разные, подвесные дороги. Весь берег испоганили! А вы, Левашев, офицер?
- Что вы, какой из меня офицер! Я - простой солдат...
На середине бухты забросили сеть и вытащили на борт шевелящуюся кучу морских животных. Ирина Павловна ловко разобралась в этой живой груде руками, особенно внимательно рассматривая ежей, напоминавших большие ананасы, сплошь усеянные длинными коническими шипами. У некоторых иглы были прижаты к телу - эти ежи были уже мертвы, и когда Рябинина смотрела на них, лицо у нее озабоченно хмурилось.
Ежи шевелили шипами, ползали по днищу баркаса. Она заглянула в сеть там лежала рыба с легкими следами гниения. Сеть была затянута липким налетом икры: каждая икринка - новый еж...
Ирина Павловна сполоснула за бортом руки, сказала:
- Теперь гребите к берегу... Ну, что я вам могу сказать! По-моему, положение спасти еще не поздно. Бухту очистим, а что касается шхуны - мы ее заберем от вас: она нужна нам...
Вечером она уже возвращалась в Мурманск, увозя с собой толстую тетрадь в полуистлевшем кожаном переплете. Это был "Вахтенный журнал бытности", найденный когда-то Левашевым на шхуне.
Через несколько дней Ирина Павловна была в кабинете главного капитана флотилии.
Напротив нее в кресле сидел Дементьев, затянутый в китель, прямой и спокойный.
- Слушаю вас, Ирина Павловна...
- Сначала я хочу поговорить по поводу низкого уровня улова рыбы в колхозе "Северная заря".
- Мне это известно, - улыбнулся Дементьев. - К сожалению, ничем не можем помочь. Придется ждать, пока весь этот завал сельди сгниет, тогда в бухте снова начнется жизнь.
- Но, Генрих Богданович, вам придется ждать несколько лет.
- Почему?
- Да потому, что недаром наше море зовут Студеным: гниение в холодной воде происходит очень и очень медленно.
- Это, пожалуй, так, - согласился главный капитан. - Но мне уже докладывали, что в бухте появились морские ежи. Они съедят дохлую сельдь и, словно добросовестные санитары, очистят бухту. Как видите, Ирина Павловна, все обстоит очень просто: природа строит препятствия и сама же их уничтожает.
- Генрих Богданович, - сказала Ирина, - в этом вопросе вы заблуждаетесь. Морские ежи очень быстро размножаются, я бы сказала, быстрее, чем кролики, раз в десять. Я обратила внимание на их разновидность: преобладают ежи вида Cidaris и Echinus melo. Они плодятся особенно интенсивно. Тем более что размножению ежей ничто не препятствует. Наоборот, они обеспечены пищей - ведь завал сельди очень большой.
- Но не такой уж большой, Ирина Павловна, чтобы они кормились им несколько лет.
- Хорошо, допустим, что ежи уничтожили весь завал сельди. Как вы думаете, Генрих Богданович, что же будет дальше, когда миллионы прожорливых ежей останутся без пищи?
Дементьев растерялся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50