Ничего. Сейчас обживешься. Приоденем тебя. И заживем мы, Гришуня, так, что нам еще люди завидовать станут...
Распутин слушал в смятении: на что везли из такой дали, за что будут одевать и кормить? На всякий случай, делая постное лицо, он часто крестил себя на многочисленные купола храмов.
-- Ай, благодати-то сколько, -- шептал умиленно.
А сам думал, что с этим шустрым попом ухо надо держать востро. "Ежели хоть сотню рублев с него выжулю, -- размышлял дерзостно, -- оно и ладно..." Тпррру! -- приехали. Дом со швейцаром. Прошли в квартиру. Но дальше передней Гришка заупрямился:
-- Эко чисто у вас. Боюся, полы загавержу.
-- Шут с ними, Гришуня, ступай в комнаты.
-- Куды-ы уж нам! Мы с уголка постоим. Коли корочку в сольцу обмакнете да мне пожевать дадите -- вот и спасибочко...
Восторгов силком пропихнул Гришку в двери гостиной. Сажал за стол, где в ананасном кувшине фиолетово светилась настойка на черной смородине, пузатой горушкой пыжилась в хрустале рубиновая икра, а в изумрудной желтизне, радуя глаз, сочно обтаивали перламутровые ломти свежей астраханской осетрины.
-- Ну вот, Гришуня! -- хлопотал отец Иоанн. -- Садись, дорогой. Сам видишь, что живу я скромно. Что бог дал, то и на столе...
Распутин сообразил, что его принимают за кого-то такого, каким он никогда не был. А потому и себя решил показывать не тем, кем был. Примостился с угла, обжадавело зыркая на яства.
-- Не-не-не-не! -- заговорил торопливо, отодвигая рюмку. -- Упаси нас бог согрешить. Я ведь и не курю. Божие дыхание к чему копотью пакостить? Вот разве что селедочки постненькой... с молокой она у вас? Угощусь с вашего соизволения. Можно?
-- Да бери что видишь, -- надоело Восторгову миндальничать. -- Что-то ты, брат, в Покровском иначе себя показывал. Да зачем хвост-то тянешь? Эвон, какой кусочек сам на тебя смотрит...
После завтрака отец Иоанн, держа в пальцах длинную папиросу "Эклер", сказал весьма значительно:
-- Поживи-ка ты у меня. Потолкуем. О том о сем. Кое-кого и навестим. Можешь погулять. Вот тебе двадцать рубликов. Аванс! Трать. Не бойся. Истратишь -- еще дам. Ты мне нужен...
В небывалом волнении, предчуя нечто новое в жизни, Распутин вышел на кухню, хлобыстнул из-под крана три стакана воды.
-- Опосля селедочки, -- сказал он попу, -- завсегда приятно водички попить холодненькой... Водичка, она вить от бога дана!
Восторгов сначала представил Распутина в ЦК своей
партии -- уже в долгополой сибирке из сукна, в скрипучих
сапогах, а подол новой его рубахи был расшит петушками и
коромыслами. В окружении господ, которые глядели строго,
закрикивая вопросами на разные темы, далекие от мужицкого
понимания, Распутин прибег к маскировке. Демонстративно, с
показной неприязнью отмахивал от себя дым папирос, отвечал
с кряканьем, словно дрова колол:
-- Все от бога... и говорить неча! Спаси нас помилуй... это уж так! Оно конешно... без бога-то и чирей не вскочит!
Когда смотрины будущего агитатора закончились, Распутина без церемоний выставили за дверь. Присяжный поверенный Була-цель строгим тоном юриста назидательно выговорил Восторгову:
-- Не понимаю, Иоанн Иоанныч, на кой черт вам нужно было тащить его из Сибири, если подобных жуков можно набрать сколько угодно на любой трамвайной остановке в той же Москве?
-- Но он же оригинален, -- защищался Восторгов. -- А вы, господа, уж простите, оторвались от народа. Вам не понять всей черноземной непосредственности Распутина.
-- Послушайте! -- возмутился Булацель, вскакивая. -- Я же ведь адвокат, а мы умеем проникать в любую душу. Распутин самый обычный подонок, каких немало в той среде народного вакуума, что всегда возникает между пролетариатом и крестьянством. Я наблюдал за ним! Отвратный, гадкий и мерзкий тип... И этого прохиндея вы хотите сделать агитатором для наших народных чайных?..
Черная сотня единодушно отрыгнула Распутина, как дурной перегар после тяжелого похмелья. Но зато в Гришку хватко вцепился, будто клещ в паршивую собаку, протоиерей Восторгов.
-- Вот что, Григорий! Скрывать не стану -- не показался ты нашим. А виноват сам... Что ты заладил словно дьячок над покойником: никто как бог, на все воля божия... Обложил бы их всех по матери -- вот и постигли бы они твою черноземную силушку...
Гришка понял, что с богом он перегнул палку. Бог, конечно, сила решающая, но ведь и черта забывать не следует. Слушая ругань протоиерея, оглядывал свои новехонькие сапоги; его волновал вопрос: "Неужто сдерет их с меня? Или забудет?"
-- Ладно! -- помягчал голос Восторгова. -- Не в лоб, так по лбу, а мы своего добьемся... Вникай! Есть в Питере одна барыня. Из очень знатной фамилии. И к царю, и в Синод вхожая. Она тебя знает. С моих же слов. Я ей писал. Но сначала я тебя по Москве покатаю. Если и здесь не покажешься, тогда... Сам не маленький, должен понять, что возиться с тобою напрасно не стану!
Распутин всю эту ночь провел в молельне протоиерея. Там он плакал. Вскрикивал. Истово отпускал поклоны до полу.
-- Во псих! -- крутился в постели Восторгов. -- Так лбом барабанит, что соседи снизу могут прийти... И не поймешь, с кем я связался: то ли мазурик, то ли и впрямь святой...
2. САЛОННАЯ ЖИЗНЬ
Восторгов немало поломал голову -- под каким соусом подавать Распутина в свете? Быть юродствующим во Христе, славильщиком бога -- нельзя, ибо таких придурней уже полным-полна коробушка. Быть прилизанным и робким "сыном народа", взыскующим у господ истины, -- тоже нежелательно, ибо в этом случае не Распутина будут слушать, а он сам обязан внимать с разинутым ртом. Восторгов же, ради предбудущих выгод своей карьеры, ставил на Гришку многое и текущих расходов не жалел.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42