- Сийес сказал, что Бонапарт вряд ли уже выберется живым из Египта, его армию можно списать в убыток военных расходов, а человеком со шпагой могу стать я! - Жубер дунул на свечи, гася их, в темноте добавил: - Завтра я разобью армию Суворова, чтобы триумфатором вернуться в Париж, где и стану властелином всей Франции... Моро, ты станешь моим военным министром - моим Карно!
- Спокойной ночи, Жубер, - отозвался Моро...
Сражение при Нови открылось в четыре часа - на рассвете. Суворов навалился на левое крыло французов, союзники удачно смяли его, и это привело Жубера в бешенство.
- Коня! - крикнул он. - Я приехал сюда не наниматься в ученики Суворова, а русские не похитят моих лавров.
Роковая пуля выбила его из седла на полном скаку. Падая наземь, Жубер прохрипел последние в жизни слова:
- Только вперед... честь, слава... Франция!
Моро снова принял командование армией:
- Не я бой открывал, но мне суждено заканчивать... Он усилил левое крыло, ослабив правые фланги и Суворов, заметив это, указал Милорадовичу с Багратионом:
- Обрушьте их правый фланг... с богом!
Багратион пошел в обход Нови, где засел Сен-Сир со своим войском, и на этом пути князь Петр чуть не сложил голову. Громадные ядра с тупым звуком сотрясали землю, отчего лошади разом вставали на дыбы, сбрасывая седоков, звенящих тяжелою амуницией... Милорадович возник из клубов порохового угара, в ярости он глубоко всадил в землю мерцающий палаш.
- Не пройти! - сказал он Суворову. - Можете расстрелять меня тут же, но таких свалок я еще не видывал...
Русские батальоны в который раз откатывались назад, уже раздерганные в рукопашных безумиях.
- Крепок француз севодни... крепок! - горланили ветераны. - Ничем его не возьмешь, хоть зубами грызи...
Нерушимы были стены Нови, и, как стены, нерушимы казались французы, умевшие презирать смерть, как презирали ее и русские... Наконец настал тот исключительный момент боя, которого ждал Суворов: генерал Моро уже распылил свои резервы, а Суворов их приготовил; почти спокойно фельдмаршал сказал:
- Начинаем все сначала... надо победить. Шестнадцать часов длилось кровопролитие, и наконец французская армия была опрокинута. Моро был потрясен:
- Нам осталась одна дорога - в теснины Овадо...
С большими потерями он все-таки вывел из боя и втянул в ущелья остатки армий. В охотничьей горной хижине, сидя на вытертой козлиной шкуре, Моро снова обрел хладнокровие, каким неизменно славился. В убогое жилье собрались начальники сокрушенной армии. Моро велел своему адъютанту Рапателю поискать в седельных кобурах хотя бы огарок свечи.
С трудом он вглядывался в потемки хижины:
- Я не вижу всех генералов... Где Груши?
- В плену, - отвечали ему подавленно.
- Периньон?
- Тоже.
- Вотрен?
- Мертв.
- Сен-Сир?
- Не знаем.
- Лагори?
- Я здесь. Меня сам черт не берет.
- Итак, - продолжил Моро, - мы оставляем Италию... Рапатель, сумели вытащить Жубера из этой драки?
- Вытащили! Но он в лепешку растоптан копытами.
- Жубер только что женился, - сказал Виктор Лагори. - Надо отправить его в провинцию. Пусть юная вдова и хоронит.
Моро вдруг потерял спокойствие, крича:
- Нет, нет, нет! Что эта дурочка знает о нем? Одна-то ночь в жизни... Нет! Рапатель, отправь тело Жубера в Париж, и пусть директор Сийес устроит ему триумфальные похороны...
Из ущелий Овадо он переслал в Париж с оказией лишь одно частное письмо - для Жюльетты Рекамье. Между ними существовала давняя симпатия, которую они тщательно скрывали. В глазах парижского общества мадам Рекамье всегда оставалась целомудренна. Впрочем, женщина понимала, что Моро никогда не станет ее мужем, а Моро понимал, что Жюльетта никогда не оставит своего мужа... Уже в Провансе, по дороге в Париж, Моро настигло письмо актрисы Розали Дюгазон. "Приезжай! - молила она. - Ты застанешь меня святою..."
Моро запахнул плащ и шагнул в карету.
- Поехали дальше, - сказал он.
Спутникам Моро было странно слышать его слова:
- Если бы я не служил моей Франции, я хотел бы стать генералом российской армии...
1799 год совместил в истории имена Суворова и Моро, а безжалостная смерть сблизила их могилы. Суворов лежит в самом конце Невского проспекта на кладбище Александро-Невской лавры, а Жан Виктор Моро успокоился в оживленном центре Невского проспекта - в доме под номером 32/34, под которым ныне значится старинное здание римско-католической церкви. Суворову при погребении были отданы воинские почести как генералиссимусу, а Моро, его противник, был осенен почестями как фельдмаршал.
Это не бессмыслица: время имеет свою железную логику!
2. Враги народа
Тогдашние цены почти недоступны нашему пониманию, ибо люди, жившие в канун грозного XIX века, допускали в общении меж собою немыслимые сравнения. Говорили так:
- Письмо из Вены обошлось мне в шесть франков. На радостях я купил в Гомеле бутылку мозельского за восемь польских флоринов, а каждый флорин пятнадцать венских крейцеров. Итого, друзья, я истратил всего полтора рубля!
На больших дорогах Европы грабили и убивали. Деньги переходили из рук в руки. К ночи дороги Франции пустели, движение возобновлялось под утро. Загрузив дилижансы багажом и рассадив пассажиров по скамейкам, кучеры, влезая на козлы, обычно предупреждали:
- Приготовьте деньги, чтобы отдать их по первому свистку разбойников. А я остановлю лошадей сразу, ибо ради ваших кошельков рисковать жизнью не нанимался...
Въезд во Францию был тогда явлением подозрительным, а выезд из Франции почти преступен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22