Тем не менее врач не потерял способности соображать – судя по громкости голоса, можно было догадаться, что ее сиятельство очень желают видеть его, и именно сейчас. Неопределенного цвета глаза лекаря, похожие на два кусочка студня, заметались по комнате и наконец остановились на потолке. Прунскваллер поправил очки. Поспешно залив в глотку из стакана остатки горячительного напитка, медик бросился из комнаты. Еще даже не переступив порога комнаты леди Гертруды, доктор начал в своей обычной манере, перемежая слова ничего не значащими «ха-ха»:
– Госпожа! Ха-ха, я услышал ваш голос внизу и решил, ха-ха, что…
– Опять напился? – спросила герцогиня нарочито сурово.
– Ха-ха, вы поразительно верно догадались, ха-ха. Сидел, думал о жизни, конечно, ха-ха, за стаканчиком горячительного… И, ха-ха, услышал вдруг…
– Что услышал? – с легким раздражением перебила леди Гертруда.
– Да голос ваш, голос, – залепетал доктор, пьяно поводя глазами по сторонам. – Как только услышал, ха-ха, сразу и кинулся, коли желали меня видеть, ха-ха, так мы рады…
Герцогиня несколько мгновений смотрела на разболтавшегося эскулапа тяжелым взглядом, а потом снова откинулась на подушки.
Нянюшка Слэгг, мрачно смотря по сторонам, продолжала убаюкивать ребенка.
Между тем сам доктор, подойдя к столу, принялся рассеянно водить длинным указательным пальцем правой руки по кучке застывшего воска, при этом на его лице играла довольно неприятная улыбка.
– Я позвала тебя, Прунскваллер, – наконец заговорила герцогиня, тщательно подбирая каждое слово, – чтобы сказать – завтра я, скорее всего, окончательно встану на ноги…
– Ха-ха, сударыня, ха-ха, хи-хи, как вы изволили сказать? Завтра, ха-ха?
– Завтра, завтра, – хмуро подтвердила герцогиня, – а почему бы нет?
– Вообще-то, с точки зрения специалиста… – тут врач замялся.
– А почему нет? – холодно с нажимом повторила леди Гертруда.
– Ха-ха, я бы сказал, что очень необычно, хо-хо, странно и непонятно. Я бы хотел знать, почему все-таки так рано, хах-ха?
– Начинаете пудрить мне мозги, да? Я так и думала, между прочим… И тем не менее завтра с утра я буду на ногах.
Доктор Прунскваллер неопределенно пожал плечами и возвел глаза к небу – дескать, поперек воли господ не пойдешь. Поймав на себе выжидающий взгляд женщины, он выдавил:
– Хо-хо, я только советую, но приказывать не могу… Воля ваша, сударыня…
– Да перестань бормотать глупости, – вспыхнула Гертруда.
– Это не глупости, – неожиданно возразил эскулап, – это, хо-хо, ха-ха, если хо-хо-хотите знать, ха-ха, очень важно. Я бы настоятельно рекомендовал… – но тут Прунскваллер, поймав уже разгневанный взгляд герцогини, попятился назад, и пока она еще ничего не успела сказать или выкрикнуть, доктор с неожиданным проворством распахнул дверь и опрометью вылетел из комнаты.
– Баю-бай, спи, красавчик наш, – бормотала еле слышно нянька, – правда ведь, он у нас такой замечательный? Ах ты, мой сладенький.
– Кто?! – закричала леди Гертруда с такой силой, что пламя свечей наверху тревожно заколебалось.
Конечно, от столь пронзительного крика ребенок моментально проснулся и заплакал, а нянюшка Слэгг испуганно попятилась.
– Как кто? Его сиятельство, малыш, – растерянно забормотала нянька. – Он у нас такой…
– Слушай, знаешь что? – тяжело задышала роженица. – Я хочу видеть его только тогда, когда ему исполнится шесть лет! А пока ступай. Заботься о нем хорошо. Найди в городе кормилицу. У кастелянши спроси старые бархатные занавески – она знает, такие зеленые… Ткани много, сшейте ему, что там нужно из одежды… Да, вот тебе золотое кольцо, подбери к нему цепочку и надень малышу на шею – пусть носит. Отныне мальчик получает имя Титус. А теперь иди и оставь дверь открытой на шесть дюймов.
Леди Гертруда тут же запустила руку под подушку и извлекла на свет небольшую тростниковую свирель. И тотчас комнату наполнили звуки заунывной мелодии. А нянюшка Слэгг, судорожно схватив на лету брошенное госпожой золотое кольцо, поспешно бросилась вон из комнаты, точно здесь было преддверие ада. Леди Гроун приподнялась – теперь грусть напрочь исчезла из ее глаз, уступив место почти детскому ликованию. Некоторое время женщина неподвижным взглядом смотрела на неприкрытую нянькой – как и было приказано – дверь. Потом леди Гертруда резко тряхнула головой и снова заиграла печальную мелодию. В комнате стало тише и темнее. Темнее потому, что белые кошки хозяйки были убраны отсюда по настоянию доктора. Надолго ли?
СЕПУЛКРЕЙВ
В любой день в году, независимо от происходивших событий, между девятью и десятью часами утра его можно было застать сидящим в Каменном зале. По издавна заведенному порядку, именно в это время лорду подавался завтрак. Этот зал испокон веков служил хозяевам Горменгаста столовой и за все время повидал немало, а при возможности многое мог бы поведать. Лорд Сепулкрейв мрачно оглядел овальное помещение, своды которого подпирали два ряда колонн – справа и слева. Потолок был раскрашен в бело-голубые оттенки, изображая небосклон, на котором резвились и преследовали друг друга нарисованные безвестным художником розовощекие купидоны. Тот, кто задался бы целью сосчитать ангелочков, все равно сбился бы со счета – не только потому, что их было нарисовано слишком много, но и потому, что со временем краски потускнели и трудно было отличить отдельные фигурки от изображенных там же пухлых облачков.
Несомненно, и лорд Сепулкрейв еще в раннем детстве обращал внимание на купидонов и даже пытался их сосчитать – конечно, безрезультатно. Не подлежит также сомнению, что сосчитать мифологических провозвестников любви пытался отец Сепулкрейва и что позже этим станет заниматься подросший Титус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26