Однако, хоть она и была невероятно стара, крошечна и обижена, няня позволила себе разразиться миниатюрной бурей, и вместо того чтобы воскликнуть как обычно «О, мое слабое, больное сердце! Как ты могла!», она схватила Фуксию за руку и попыталась вывернуть ей пальцы. А когда это не удалось, предприняла попытку укусить руку дочери Герцога. Но и эта попытка не удалась — ее подняли в воздух и быстро отнесли на кровать. Лишенная возможности свершить свое небольшое возмездие, Шлакк на несколько мгновений закрыла глаза; ее цыплячья грудка подымалась и опускалась с невероятной частотой. Снова открыв глаза, она увидела перед собой руку Фуксии и, приподнявшись на одном локте, открытой ладонью стала наносить по этой руке удары, один за другим, один за другим; наконец, обессиленная, она уткнулась личиком в платье Фуксии.
— Извини меня, — сказала девушка. — Говоря «до свидания», я вовсе ничего такого не имела в виду. Мне просто хотелось остаться одной
— А почему? — спросила госпожа Шлакк; голосок ее был едва слышен — так крепко прижималась она к Фуксии. — Почему, почему, почему, почему? Все подумали бы, что я тебе мешаю. Все подумали бы, что я тебя недостаточно хорошо знаю! Разве не я научила тебя всему? Разве не я выхаживала тебя с младенчества? Разве не я укачивала тебя в колыбельке? О, ты чудовище! Разве не я... — Карлица подняла свое личико и взглянула на Фуксию — Разве не я, все это делала?
— Да, ты.
— Тогда в чем же дело? — продолжила няня. — В чем? — Она сползла с кровати и опустилась на пол, — Немедленно слазь с одеяла, бесстыдница, и не смотри на меня такими глазами! Может быть, я загляну к тебе еще раз, вечером. А может быть и нет. Может быть, мне уже и не хочется приходить к тебе!
И госпожа Шлакк направилась к двери. Став на цыпочки, она повернула ручку, открыла дверь и вышла, через несколько минут, добравшись до своей комнаты, она залезла в постель. И долго лежала — как брошенная кукла — одинокая, с широко раскрытыми покрасневшими глазами.
Фуксия, оставшись одна, села перед зеркалом, которое в центре было так сильно усыпано оспинами, что для того, чтобы рассмотреть себя, девушке приходилось нагибаться, отыскивая свое отражение в углу. После долгих поисков она отыскала расческу в одном из ящиков комода, на котором стояло зеркало, — нескольких зубцов не хватало. И уже собралась расчесывать волосы — в последнее время она часто предавалась этому занятию, — когда вдруг в комнате стало совсем темно.
Ибо окно закрыл собой невесть откуда взявшийся сутулый молодой человек
Даже не успев поразмышлять над тем, как какое-то человеческое существо смогло взобраться к ней в окно, расположенное в сотне метров над землей — не говоря уже о том, как можно было бы узнать, кто это, по темному силуэту, — девушка схватила большую расческу, лежавшую перед ней на столике, и стала размахивать ею перед собой, пытаясь, очевидно, таким образом отразить готовящееся нападение. В той ситуации, когда другие закричали бы или в испуге отпрянули, она приготовилась сражаться. А вдруг в окно залетел на крыльях, как у летучей мыши, какой-то монстр? Но в следующее мгновение, когда Фуксия уже готова была швырнуть в чудовище свою расческу, она узнала Щуквола.
Тот постучал костяшками пальцев по раме.
— Добрый день, мадам, — сказал Щуквол. — Можно вручить вам свою визитку?
И вручил Фуксии бумажку, на которой было написано:
«Его Адская Хитрость, Архиудачник Щуквол»
Даже еще не прочитав эти слова, девушка начала смеяться своим отрывистым, задыхающимся смехом — ее смех вызвал насмешливо-торжественный тон, которым Щуквол произнес приветствие «Добрый день, мадам». Боже, как восхитительно напыщенно это прозвучало!
Щуквол, умоляюще сложив руки и склонив набок голову, не двигался. Девушка жестом руки пригласила его спуститься в комнату — ничего другого ей не оставалось. Получив такое приглашение, Щуквол пришел в движение — словно нажали на кнопку какого-то механизма — и через мгновение уже отвязывал от пояса веревку. Затем бросил отвязанный конец в окно, где тот, раскачиваясь, повис. Фуксия, высунувшись из окна, посмотрела вверх и увидела всю веревку, которая тянулась вдоль стены все остающиеся до крыши семь этажей; там, на полуразрушенной крыше, веревка, очевидно, была привязана к какой-то башенке или трубе.
— Все готово к моему возвращению, — сказал Щуквол. — Замечательная вещь эта веревка. Значительно лучше лошади, мадам. Спускается по стене, мадам, стоит только попросить ее. И кормить ее не нужно.
— Можете не называть меня «мадам», — сказала Фуксия — пожалуй, излишне громко, чем несколько удивила Щуквола. — Ведь вы знаете, как меня зовут.
Щуквол, быстро проглотив, переварив и изгнав из себя раздражение — он никогда не тратил времени на то, чтобы копить в себе раздражение по поводу своих неудач и как-то внешне проявлять его, — сел на стул верхом и положил на спинку подбородок.
— Я всегда буду помнить, что к вам, госпожа Фуксия, следует обращаться по имени и делать это подобающим тоном.
Фуксия как-то неопределенно улыбнулась — она думала о чем-то другом.
— Вы отменно умеете лазать, — сказала она наконец. — Помните, однажды вы взобрались ко мне на чердак? Щуквол кивнул.
— И вы взобрались по стене библиотеки, когда она горела. Теперь кажется, что это было так давно!
— И я помню, если мне позволено будет это напомнить, как однажды в грозу я карабкался по камням, держа вас, госпожа Фуксия, в руках.
Казалось, весь воздух в комнате вдруг исчез — такая воцарилась в ней мертвенная, безвоздушная тишина. Щукволу показалось, что щеки Фуксии едва заметно зарделись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31