Сергей не ответил. Поднялся. И почувствовал руку на своем плече.
– А ну! Разрешите!
Человек в милицейской форме протиснулся вперед; все загородил. И как ни пытался потом Сергей, он не мог ничегошеньки разглядеть – толпу отодвинули подальше, следственная бригада управилась в считанные минуты, санитары бросили тело на носилки, бросили брезгливо и поспешно, будто имели дело не с человеком, а с падалью или поганым вонючим мешком. И все... Уехали. Толпа рассосалась – глазеть было не на что. Лишь бурело пятно на белом сугробе. Но это было уже совсем не то пятно, что несколько минут назад, то было алым, страшным, а это можно было принять за след от выплеснутых на снег помоев.
– Пришили! И слава Богу! – проворчала сердитая насупленная старушка в черном.
Пенсионер в очках и драном рыжем «пирожке» добавил:
– В колыбели надо таких душить, сволоту поганую!
Злоба была необъяснимой, но натуральной, нутряной. Сергея даже передернуло. Он не смог себя заставить не то что вступить в прения, но и поглядеть даже на сердитых комментаторов.
– А все от того, что пьют! – заключила старушка. – Им все для жизни дало государство, живи и радуйся, а они все пьют! Вот и захлебнулся родимый!
– Туда и дорога!
Пенсионер скрипнул зубами и ушел.
А Сергей вдруг увидал в месиве клочок плотной серой бумаги. Нагнулся. Подхватил двумя пальцами. Развернул. Разобрал с трудом, буквы были полустертыми, тусклыми, но разобрал обрывки слов: «... ОПУСК... адцати четырех ноль... cap...» Далее следовала неразборчивая закорючка-подпись. Понять что-либо из этой бумажки было невозможно. Но и ее Сергей сунул в карман куртки.
Взглянул на часы – он уже на целых сорок минут опаздывал на работу! А еще надо добираться!
Он чуть не бегом бросился к остановке.
Начальник пообещал Сергею неприятности в будущем, как то лишение премиальных, непродвижение по службе и прочие, но успокоился через минуту, сообразил, что собственлые нервы дороже. Сергей с трудом досидел до обеда. Потом написал заявлевие на отгул за работу на овощной базе – отгулов у него была тьма-тьмущая, до второго пришествия! И немудрено, на базы гоняли чуть не каждую неделю. Начальник поморщился, похмурился, посопел. Но отпустил.
– Все равно от тебя толку ни хрена! – сказал на прощание. – Валяй!
Толку от Сергея в конторе было побольше, чем от других. Но он не стал задираться. Лишь бросил на прощание:
– Валяю!
И подхватив сумку, накинув куртку, камнем слетел по лестнице, выбежал на свежий морозный воздух. Он знал, куда идти! Знал, что делать! Ведь можно годами сидеть и рассуждать: это нужно, это не нужно, это целесообразно, это нецелесообразно и непрактично, так, мол, лишь одни дураки поступают. Нет, хватит, пускай его принимают за круглота и полнейшего идиота, по он все же пойдет туда, он их всех заставит, он... А что собственно он мог?! Да ничего! Но эта мыслишка, на секунду задержавшись под черепной коробкой, упорхнула из-под нее. Пускай думают, что хотят, пусть считают, что он трехнутый, что ему больше всех надо, пусть! Он крутил пальцами в кармане шершавую гильзу, заводил себя, заранее зная, что ничего не выйдет, что его пошлют куда подальше.
Перед отделением остановился, отдышался. Почистил мыски сапогов о снег. Попробовал собраться.
За барьерчиком и стеклянной перегородкой сидел мордатый узкоглазый сержант – видно, подменял дежурного. Сергей решил подождать. Но дежурный что-то не появлялся.
Сержант зевал, чесал стриженый затылок, ерзал на стуле. Но на Сергея не глядел, словно и не замечал посетителя. Напротив, в зарешеченной клетушке пьяно, с посвистыванием и прихлюпом, храпел какой-то выловленный досрочно алкаш. И все было до того спокойно и мило, что будто и не отделение, а богадельня в глуши, будто не милицейское присутствие, а старый разворованный дотла лабаз.
Первым не выдержал Сергей. И путанно, длинно и бестолково рассказал сержанту про утренний случай. Сержант глядел сонными глазками, дергал носом. А в итоге вопросил:
– Ну и чего?
Сергей опешил.
– Как, чего? – поразился он, выгребая из кармана свои находки – гильзу и клок бумаги. – Человека убили! А вы спрашиваете – чего! Я вам помочь хочу, понимаете? Вот!
Он положил на барьерчик «улики», двинул их сержанту. Но тот и глазом не повел.
– Убили, убили... – передразнил он вяло, с ленцой. Но потом оживился и, вытаращив на Сергея бесцветные глазки, выпалил: – Да щас на каждом шагу мочат! Чего ж теперь, прыгать до потолка прикажете?! Или бегать с высунутым языком кругами?!
Такой подход обескуражил Сергея. Он-то считал, насмотревшись фильмов и начитавшись книжек, что доблестные отечественные шерлоки Холмсы не упустят интересного дела, что они наверняка уже полклубка распутали, вышли на след... Но похоже, никто не начинал заниматься этим делом. Может, на самой Петровке?!
– Не сорите тут, не надо, – раздраженно проворчал сержант и ткнул пальцем в вещественные доказательства, – уберите! Там вот, в углу, урна стоит, бросьте! – И совсем уже тихо буркнул себе под нос: – Мусорят тут, понимаешь, дрянь всякую носят! Рапустился народишко!
У Сергея по спине побежали мурашки. В глазах помутилось. Ему показалось вдруг, что из-под верхней губы сверкнул у сержанта клык – нечеловеческий, изогнутый и страшный. А еще – что ухо, маленькое и розовенькое, стало вдруг каким-то звериным, рысьим, в желтых глазах блеснул хищный огонек. Сергей отшатнулся от барьерчика. Протер глаза ладонью. Но он уже видел и без этого, что ухо никакое не звериное, что это просто завиток волос упал на него, и что клыка тоже нет, а есть обычная золотая фикса – она-то и поблескивает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93