Все сорвались с топчанов и циновок и, опрокидывая подносы, кувшины,
обступили позеленевшего от бега Астарта.
- Это все Лопоухий... подстроил... гонятся, - прохрипел он.
Но чья-то нетерпеливая рука уже схватила его за шею, кто-то подсек
ему ноги, кто-то орал, чтоб корчмарь принес веревку: почетный долг
свободнорожденного - поймать беглого раба.
Астарт нечеловеческим усилием стряхнул с себя бывших друзей.
Подпрыгнув, ухватился за балку хлебного амбара и взлетел на крышу. Через
мгновение - он на другой крыше.
Свора пьянчуг с негодующими криками катила вслед за ним по земле,
размахивая палками и кувшинами.
Астарт спрыгнул, отчаянным рывком преодолел квартал гончаров,
взобрался на крепостную стену, увитую плющом и виноградными лозами.
Здесь всегда кто-нибудь да был: отсюда открывался величественный вид
на море. Один из таких любителей природы неожиданным ударом увесистой
клюки сбил беглеца с ног.
Когда Астарт пришел в себя, веревки опутывали все тело. Далеко внизу
рокотал прибой и ветер забрасывал на стену редкие брызги. Преследователи
переговаривались, шумно отдуваясь после бега. Один предложил сдать Астарта
ополченцам: беглые рабы - их забота, может, самая главная. Другой
возразил: у жреца-настоятеля свои счеты с беглецом, поэтому он отвалит
хорошую награду за поимку не торгуясь.
Астарт перекатился к краю стены и, прошептав молитву, ринулся в
бурлящую пучину. Слабый всплеск потонул в шуме прибоя и тоскливых криках
чаек.

12. ДВОЕ
В полутемной мрачной келье жрицы словно стало светлей.
Раза в четыре быстрее колотится сердце,
Когда о любви помышляю.
Шагу ступить по-людски не дает,
Торопливо на привязи скачет.
Ларит пела перед бронзовым зеркальцем, прибитым к каменной стене. Она
пела, не в силах сдержать свои чувства: Астарт жив. Он свободен, как
прежде!
Жрицы в соседних кельях тревожно прислушивались и недовольно качали
головами. "Она еще способна любить? Это скоро пройдет..."
Ни тебе платье одеть,
Ни тебе взять опахало,
Ни глаза подвести,
Ни душистой смолой умаститься!
О милом подумаю - под руку так и толкает:
"Не медли, не мешкай! Желанной мечты добивайся!"
Ты опрометчиво, сердце мое!
Угомонись и не мучай меня сумасбродством.
Гибкая тень скользнула у слабо светящейся курильницы. Песня на миг
стихла, но тут же вновь взметнулась, еще более торжествующая и счастливая.
Ларит пела, обняв за шею любимого и жадно вглядываясь в его глаза:
Любимый придет к тебе сам,
А с ним - любопытные взоры.
Не допускай, чтоб мне в осужденье сказали:
- Женщина эта сама не своя от любви!
При мысли о любимом терпеливее будь, мое сердце:
Бейся по крайности медленнее раза в четыре!
Песня кончилась. Жрица прильнула к Астарту и еле слышно прошептала:
- Мои молитвы помогли, я рада! Нет счастливей женщины во всем Тире. О
Великая Мать! Я боюсь твоей щедрости. Что ты запросишь в ответ?
- Моя милая, зачем ты позволила разлучить нас?
Ларит выскользнула из его объятий и, засмеявшись, закружилась вокруг
него.
Твоей любви отвергнуть я не в силах.
Будь верен упоенью своему!
Не отступлюсь от милого, хоть бейте!
Хоть продержите целый день в болоте!
Хоть в Сирию меня плетьми гоните!
Хоть в Нубию - дубьем,
Хоть пальмовыми розгами - в пустыню,
Иль тумаками - к устью Нила.
На увещеванья ваши не поддамся.
Я не хочу противиться любви.
Мой милый раб, беглец, бунтарь, тебя не возможно не любить. Даже если
бы между нами не было нашего детства, я бы любила тебя. Я тебя люблю,
долговой раб, мой возлюбленный бродяга! Астарт, милый... - Ларит,
заливаясь слезами, осыпала поцелуями его лицо.
- Ибо крепка, как смерть, любовь... - прошептала она. Астарт
вздрогнул, по его спине пробежал холодок. - Стрелы ее - стрелы огненные.
Большие воды не могут потушить любовь, и реки не зальют ее.
- Откуда... откуда ты это знаешь?
- Что с тобой? Это же притча о царе Соломоне и его возлюбленной.
Почему волнение на твоем лице?
- Я слышал это раньше... но совсем по-другому.
- От женщины?
- Да.
И он рассказал о своей жизни наемника штрафной сотни, полной ужаса
перед завтрашним днем, о попытках развеять, утопить, растоптать
всесильный, изнуряющий и истязающий страх, о царском гареме, о смелых
женщинах, плюющих в лицо фараону. И "Песнь песней", известная многим
народам, была их молитвой...
Жрица смотрела на свои дорогие чаши, многочисленные пузырьки разной
формы. Румяна, духи, кремы, хна, мирра, ладан, бальзамовые масла, порошки
и кипарисовой коры, красная краска для ногтей, лазурь для век... Зачем ей
это все? Богиня! Дай ей простую человеческую судьбу!..
Ее щеки почувствовали тепло его ладоней. Астарт повернул к себе лицо
женщины и заглянул в большие влажные глаза.
- Сегодня в храме не будет жертв.
- Что ты еще задумал? О милый, не дразни богиню, мы и так...
- Утром придешь на базарную площадь. Если ничего не болтают о моей
смерти...
- Твоей смерти?! О боги!
- ...значит, мы встретимся в дюнах.
От его слов повеяло другим миром, жестким и непреклонным.
- Астарт!
Он целовал ее шепчущие губы.
- Астарт... я боюсь...
В эту ночь из храма Богини Любви исчез настоятель, известный своей
деловитостью, феноменальными ушами и высоким положением в жреческой
иерархии государства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92